Читать «Жизнь жизней» онлайн - страница 9

Мила Божович

«вспомни…»

вспомни как летней ночью из мрака летя вьются вкруг лампы мошки и бьются и обретают свет не на жизнь, а на смерть

«Небо…»

Небо… Непроницаемо небо. Звуки… Не носятся звуки. Только «чирик» воробья неизменно тверд даже под безрассветным отвратным и мутным — да, под халатным, совсем опустившимся небом.

«С ленцою утро позднее. Собака…»

С ленцою утро позднее. Собака стоит задумчиво в преддверье холодов, еще вчера игрунья, забияка. Но я как осень — оживаю вновь. И более чем золотой поры приметы — шуршанье листьев, неба синь, простор — люблю я иней на траве с дыханьем лета, ее упорство и покор.

Вызвать в памяти и увидеть…

Я шла по раскаленной и пустой в разгар июльского дня улице городка своего детства с ощущением той же тоски и того же страха перед ней, какие будут настигать меня время от времени в течение всей последующей жизни.

Страх этот — перед необъяснимостью тоски, приходящей ниоткуда. И сколько раз она ни оставляла меня, каждый раз возвращалась, и опять казалось, что выхода из нее не будет.

Над странно вымершим городом летел самолет, и гудение его казалось угрожающим — как если бы шла война. Это был совсем другой — не мартовский гул самолета в высоком небе, обнимающем длинными лучами своими и лужицы, и свежую весеннюю грязь, и само чувство бесконечности жизни, которое тут, внизу, я несла в себе.

Уже тогда невозможно было понять, почему жизнь с такой силой бывает то тосклива, то радостна. Невозможно было полагаться на то, что в эту минуту эту улицу кто-то видит совсем по-другому — разве нет этой улицы на самом деле, разве она существует только в нашем — каждого по отдельности — воображении? И если не только улица, но и жизнь будет такова, как я ее себе представлю, почему не воображение подчиняется мне, а я, напротив, подчиняюсь своему воображению?

Я рада этому сохранившемуся осколку-воспоминанию, которое все еще могу вызвать в памяти и увидеть, по крайней мере, что ничего, в сущности, не изменилось. И я та же (после стольких битком набитых лет), и тоска и страх те же, и даже июльская улица (совсем в другом краю и в большом городе) так же пустынна, раскалена и печальна.

И покажется мне, что я сплю, покачиваясь на волнах вечности.

«Если вынесет жизнь на помойку…»

Если вынесет жизнь на помойку, пойди подбери себя. Слезами умойся, себе откройся, и обнаружишь, скорбя, пару-тройку надежд обветшалых. Снеси на помойку! Лучше вовсе тебе не иметь одежд, чем ветошью прикрываться надежд.