Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 68

Иван Федорович Ходыкин

Придя в барак, Анатолий завалился в угол. Так лежал минут пять. Потом попробовал сесть, но тут же опять упал. Бакланов видел, что Анатолий мечется от страшной боли, не находя покоя.

В этот день у немцев был какой-то религиозный праздник, и блоковой объявил, что хлеб будут раздавать в бараке. Такого Бакланов неё помнил за все время жизни в Маутхаузене. Завтрак, обед, ужин выдавали только на улице — в дождь, в пургу, в любое ненастье.

Бакланов подошел к Анатолию. Тот поднял голову. Лицо было спокойным — ни тени мучения или растерянности, а глаза; казалось, по-прежнему улыбались.

— Пошли, Толя, за хлебом.

— Ты, Ваня, иди, я...

— Если тяжело, я помогу.

Салатов попытался подняться, но не смог. Бакланов подхватил его под мышки и поставил на ноги, потом взял под руку. Вместе пошли они в левую половину барака, где делили хлеб.

Получив свои пайки эрзац-хлеба, возвратились на прежнее место, стали есть. Анатолий, точно он засыпал, еле шевелил челюстями, морщился. Сначала Бакланов ел не глядя на товарища. Потом почувствовал, что Салатов затих, перестал жевать. Обернувшись, увидел: Анатолий сползал всем телом вниз, голова упала на грудь, пайка валялась на полу.

Иван Иванович попытался поднять голову товарища, но она не держалась; перевалилась на плечо.

— Анатолий! — в исступлении закричал Бакланов. — Анатолий!

Салатов сидел скорчившись, вытянув по полу ноги. Голова уткнулась в колени. Бакланов взял Салатова за руку. Она быстро холодела...

Так Бакланов остался один — из троих, бежавших полгода назад с Фау-Верке. .

В эту ночь он не сомкнул глаз. Порой наступало какое-то минутное полузабытье, но сон не приходил. Иван Иванович крутил головой, чтобы вытряхнуть навязчивые мысли, но лишь закрывал веки, как снова думы наполняли голову. Выживет ли он, сможет ли, как договаривались с Салатовым и Садовым тогда, во время побега, написать родным и близким об их смерти?

Стекла окон начали блекнуть — значит, рассвет недалеко. Бакланов на минуту забылся, а потом услышал, как со скрипом открылись железные ворота, ведущие в общий лагерь, и во двор вошла большая группа людей. Доносилась приглушенная немецкая речь, поскрипывал снег под сапогами. В следующую минуту отворилась барачная дверь. Встрепенулся, поднял голову Фенота, который тоже, оказывается, не спал.

Бакланов склонился над другом, принимая позу спящего.

Громко топая, немцы пошли в левую половину барака. Оттуда доносилось: «Вставай!», «Выходи!», «Свинья!», «Коммунист!». Кого-то выгоняли во двор. Дверь то и дело хлопала, повизгивала на петлях.

Прошло с полчаса. Разговоры теперь слышались со двора. Там кого-то били, ругали. И вдруг по сердцу резанул крик:

— Прощай, моя дорогая мама! Прощай, любимая Родина! Прощайте, товарищи! Будьте стойки! Не падайте духом! Не давайтесь живыми палачам!

Этот голос не спутаешь ни с каким другим. Он принадлежал Николаю Ивановичу Власову.

Ещё в ушах Бакланова звенели слова Власова, когда послышалась команда «подъем». В «штубу» ввалился блоковой в сопровождении телохранителей и начал дубинками подгонять смертников к выходу. Бакланов и Фенота подхватили под руки Галенкина