Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 16

- 10 -

Из-за эпидемии тифа немцы на территории лагеря появлялись редко. Они заходили сюда лишь для того, чтобы сделать «поверку».

Вскоре перестали выгонять даже на работы. Смерть‚ косила людей. Казалось, вот-вот лагерь опустеет.

Аркадий Ткаченко в свободное от «поверок» время забирался на верхние нары и что-то писал. Он ухитрился пронести в лагерь тетрадку и огрызок карандаша.

— Стихи сочиняешь? — спросил как-то Бакланов.

— Нет, Ваня, пишу о нашем житье в неволе, — откликнулся Аркадий, — может, когда-нибудь пригодится... Может, сыну моему... От вас у меня тоже секретов нет. Хотите, прочту?

Они лежали на нарах головами к отдушине, которая служила и вентилятором и единственным источником освещения во все часы суток. Аркадий с трудом‚ разбирал свой почерк: писал очень мелко, экономя бумагу; карандашные строчки стирались оттого, что тетрадь постоянно приходилось прятать. Многие слова разбирал лишь по начальным буквам.

«...Лагерь в Сувалках — это огромная фабрика смерти. Порют здесь за все: за то, что не так повернулся, за то, что не там стоишь, за то, что смело глядишь в глаза палачей, за то, что улыбаешься, и вообще, за то, что ты — человек, что не перестаешь себя им чувствовать.

…Недавно «провинился» парень из рядовых. Его вывели за ворота, а нас всех построили лицом к ограде.

Он был высок ростом, широкоплечий, с русой копной спутавшихся, нестриженых волос. Его положили животом на бочку, а руки затолкали внутрь этой бочки так, что вытащить он их не мог. На ноги, которые остались на земле, уселись два здоровенных солдата, третий держал, зажав коленями, его голову. Обер-палач, комендант лагеря Шопа, которого мы называем другим, более звучным именем, начал хлестать его плетью. Солдат молчал. Шопа, наверное, устал, прекратил экзекуцию, приказал узнику встать. Когда тот поднялся, из-за пазухи посыпались очистки и гнилая картошка. Парень, не обращая ни на кого внимания, стал подбирать все это и снова засовывать за пазуху. Шопа и другие фашисты хохотали, а у многих из нас на глаза навертывались слезы...

Сначала мне казалось, что этот солдат сошел с ума. Обхватив руками живот, чтобы не растерять свою драгоценную добычу, он прошел перед строем и стал на свое место в одной из шеренг. Нет, просто человек был жив, и всеми силами старался сохранить жизнь.

Для чего она ему нужна в этих условиях? Чтобы мучиться, унижаться перед фашистами? Нет, не для того. На лице парня, когда он проходил мимо нас, не было ни покорности, ни страха. И я еще раз убедился, что наши советские люди борются до тех пор, пока живы. Уверен, что если этому советскому парню удастся вырваться отсюда, он сумеет постоять за себя, за родную землю, как во все века стояли за нее ваши отцы, деды и прадеды...»

Ночи стали заметно убывать. По утрам до слуха заключенных доносились весенние песни глухарей. Синеватым казался снег на полях. Потом он почернел, превратился в кашицу. Все выше и выше поднималось солнце, пригревая измученных людей. Они теперь выбирались из землянок погреться под его лучами.