Читать «Женские истории пером павлина (сборник)» онлайн - страница 106

– Укатил, лыцарь хренов, – два Петровича стоят и улыбаются.

– Что рожи раскатали? Валите в свой цирк, – отвалили.

Почти час я ждала в очереди машины такси.

* * *

– Отец, – мама как будто бы и рада моему возвращению, – дочка приехала.

Вениамин выходит из спальни в «семейных» трусах.

– Хороша! Хороша! Вот что значит морской воздух и здоровый образ жизни.

– Папа, ты бы оделся.

– Миль пардон, сударыня.

– Если «миль пардон», то не «сударыня», а мадемуазель.

Я глядела на моих родителей, и мне отчего-то становилось их жалко. Кажется, нет и причины для такого чувства, а жалко. Мама все так же красива. Говорят, возраст женщины выдает ее шея. У матери она без морщин. Волосы густы. Грудь крепка, объемна и высока. Да и отец в форме. Подтянут. Плечи прямы и широки. Но все же жалко их.

Скрылся за дверью отец, нн ходу бросив: «Выучил на свою голову».

Я не удержалась, что за характер: «Скорее попу».

Мама и отец от души посмеялись. Нет, что ни говори, а клевые у меня родители.

Вернулась я домой с южными гостинцами. Настоящее домашнее вино, инжир и груши. Пока родители приводили себя в порядок, я скоренько накрыла на стол. Расставляла тарелки и фужеры и думала, как же они живут. Что это? Обоюдный адюльтер? Она изменят ему со старшим научным сотрудником Музея этнографии народов СССР, он – с аспиранткой Светой. И при этом они остаются страстными любовниками. Этакий конгломерат чувств и взаимоотношений. Какой же кариотип, то есть набор хромосом, и от кого из них передался мне?

Вспомнила Тимофея Игнатовича. Тоже своеобразный уникум. Внешность по Ламброзо преступника, а интеллект ученого и творца.

Как он сказал мне на подъезде к приграничному Белорусскому городку Невель: «Уж, если медь, гранит и море не устоят, когда придет им срок. Как может уцелеть, со смертью споря, краса твоя – беспомощный цветок».

Я запомнила эти стихи так точно, потому что проводница Валя объявила в тот момент, что в Невеле продают вкусную копченую рыбу, и я попросила подполковника повторить декламацию.

– Какая прелесть, – мама в легком сарафанчике, тонкие бретельки которого врезались в гладкие плечи от тяжести бюста.

Начали трапезу. Папа выпил фужер вина, и я увидела, что этот напиток не по нему. Мнется, а сказать не может. Не хочет меня обидеть.

– Вениамин Алексеевич, да не пей ты эту кислятину. Тащи из холодильника водяру.

С какой радостью бросился выполнять мое распоряжение отец. Он не алкоголик. Нет, но выпить водочки стаканчик другой не прочь.

Вышли мы из-за стола, когда за окнами было совсем темно.

Меня сморило, и я ушла спать.

Не дано мне было слышать родительский разговор. Итог его плачевен. Вениамина Алексеевича отвезли в травмпункт с рассеченным лбом. Долго и как-то суетливо потом мама убеждала меня, что он сам свалился со стула. Папе наложили шов длиной пять сантиметров. С повязкой «шапочкой» он выглядел несколько смешно. В таком виде я застала его утром сидящем у открытой двери балкона на кухне. Он пил мое вино и курил сигарету за сигаретой.

– Надо разъезжаться, – обращаясь к тополиным ветвям, произнес он.