Читать «Ещё поживём» онлайн - страница 39

Андрей Наугольный

А Ник Ник набрался в этот день до астрала, и приятель его тоже, оба чуть живые, они продолжили пьянку в кабинете, решив, видимо, основательно вспомнить былое, служили когда-то вместе, так что воспоминаний — вагон и маленькая тележка… Странные, однако, это были воспоминания, ни слова о своей работе — ну её к чёрту, постылую, всё — про пьянки-гулянки, про баб, про тупость начальства, но больше, конечно, про баб — с тоской и надеждой…

— А помнишь, Николаич, Зинаиду? — спрашивает Ник Ника приятель. — Прямо пещера Али-Бабы! Не оторваться! Целая история вышла, исторические мы с тобой люди, Николаич…

— Помню… Высший класс, а поговорить с ней было не о чем! Лучше уж водку пить, — недовольно хитрит, бурчит Ник Ник, вот ловелас, он заметно отяжелел и еле ворочает языком, и кажется, будто романтика прошлого ему давно уже в тягость — хитрит! Но сейчас для него — лучше забыть или залить, не так хлопотно… Но стены давят, вся скорбь мира сочится из этих стен, и всё новые истории выползают на свет — фантастические, наивные, такие далёкие от тошнотворной обыденности здешнего существования…

И даже стол, рабочий стол Ник Ника, начинает морщить казённую свою харю. Ещё бы! Оплот правопорядка, фундамент, можно сказать, законности — и вот тебе на! Стучат по нему стаканы, растекается какая-то килька, пепел, бычки, только пионеры ещё не идут! — Осквернение святынь, а им, еретикам, хоть бы хны, и куда начальство смотрит, пьют себе горькую… А нам всё в радость, радость — замечательно! Хмельная радость освобождения, хмель, бред, хмельная ярость свободы от зловонной мертвечины казёнщины, и нечто библейское начинает вдруг тревожить наши сердца — любовь к ближнему, дальнему, сущему… Тусклая радость саморазоблачения… И как Вартимей, сын Тимея, сижу я за этим столом, в этом кабинете, среди этих жёлтых стен — на обочине жизни. Ем, пью, хохочу, а вернее — сижу и жду, надеюсь на чудо…

И украденная свобода надрывает мне душу.

ДЕБРИ

Ад — это другие…

Ж. П. Сартр

Из-за этого типа я едва не угодил на самое дно. Тюрьма, больница, кладбище?.. Что ж, я не в обиде. Любой — о, материализация наглости! — даже захудалый поэт (как впрочем, и опустившаяся вконец шлюха, кто угодно, из «детей ничтожных мира») всегда должен быть, как пионер, готов к тому, чтобы завершить всю эту волынку где-нибудь под забором… Не вышло — в данной ситуации случай не тот, а всё могло быть иначе… Как же мне его назвать? Назову его Самурай, очень уж он ритуалы любил, да и вообще, не стоит тревожить демонов, так спокойнее… Самурай… Жестокость и равнодушие раскалённых пространств. Восток — ленивая безбрежность скул, рысьи глаза, возможно, улыбчивая злонамеренность, азиатская, в общем, рожа, да и шут с ней… А что было тогда? А тогда ничего демонического в нём не было, или не разглядели, кто знает? Ведать не ведаю… Человек как человек. Нервный, замкнутый, себе на уме — всё в норме, тем более, что боец, горячие точки посещал, вот и озверел, затаился… Ох, присмотреться бы мне к нему в те времена, повнимательнее присмотреться, ради собственной же безопасности, так ведь нет, судьба мне, видимо, водить знакомство с разными подонками…