Читать «Ещё поживём» онлайн - страница 26

Андрей Наугольный

— Вот я вас, недоноски! — бушевал, словно сорвавшийся с цепи, старикан.

Откуда что и взялось. Разогнав подобранной с земли палкой вконец обалдевших команчей, он схватил Слоника за шиворот и потащил куда-то. «Наверное, в своё мерзкое логово», — строил догадки Слоник, но нет, оказалось — в милицию. «Что же это будет?» — подумал в панике Слоник. — А если мама узнает?» Бледнолицему, который всё это время загребал руками, как заправский дирижёр, сильно досталось: его потрёпанная кепка, воронье гнездо, была набита землёй, как, впрочем, и карманы, за воротник кургузого пиджачка ему насыпали опилок, да и несколько ударов он пропустил, так что — полный аут… Слонику даже жалко его стало. Вот ведь как…

Иван Иваныч был мучеником двора, своего рода Дон-Кихотом, правда, сражался он не с ветряными мельницами, а с фантастическими метаморфозами собственного рассудка. В его мозгах происходила перманентная революция (подполье, заговоры, восстания), поэтому иногда его увозили в больницу, он становился опасен для мира и человечества. Но в периоды просветления он был тих и незаметен, с лёгкостью превращаясь в святого Франциска, о существовании которого, вероятно, и не подозревал. Кормил птичек, подметал двор, сажал деревца, управлял природными стихиями. Солнышко из-за тучек выбиралось — и вот он, Иван Иваныч! Стоит, радуется, бормочет что-то. Догадались потом: не бормочет, а ворожит. Кудесник. Снег ли идёт, дождик ли сыплет — всё ему в радость, всегда-то он во дворе, посмотрит внимательно в небеса и коррективы внесёт, как будто и нельзя уже без него. Судьба мира была в его руках, его же судьба была в руках эскулапов. Смех. Теперь вот ему в руки Слоник попался, и он тащил его в милицию, куда добраться им было, видимо, так и не суждено. Иван Иваныч не был ловцом человеков. Да и потом, что такое милиция? Слоник не знал и боялся, Иван Иваныч не боялся, но, наверное, тоже не знал…

Они брели по двору, Слоник плакал, не в силах забыть про маму и свои нелепые выходки, а Иван Иваныч ругался, но как-то вяло… Куда они шли? Трудно сказать… Из оцепенения их вывела мать Иван Иваныча, бодрая ещё старушка. Она налетела на него, как ястреб, вырвала Слоника из его слабых рук и, грозно поглядев на сына, запричитала вдруг тоненьким голосом:

— И за что мне такое наказание? Господи! За что? (А ты иди, мальчик, иди). В дурку захотел? Как же, давно там не был. Домой ступай, чучело. Отправлю вот, будешь знать!

От этих слов Иван Иваныч совершенно раскис, в дурку он не хотел, поэтому заныл, заканючил, даже слёзы потекли… Так они и плакали бы вместе, Иван Иваныч и Слоник, если бы до Слоника, наконец, не дошло, что он-то — свободен, отпустили его. И он резко сорвался, побежал, растерянно оглядываясь на чудовищно жалкого Ивана Ивановича, на строгую его матушку, на весь этот слезливый этап собственной жизни, такой безжалостный и такой красивый… Он пришёл в лопухи, где его давно поджидали команчи. Всё племя было в сборе. Они оживлённо спорили о чём-то, но, завидев Слоника, сразу притихли. Мрачные, злые, они не могли простить себе своей измены, трусости, позорного бегства с поля боя. Предательство — непосильная ноша, если рядом нет того, на кого можно свалить всю вину за поражение. Но вот появился Слоник, всё встало на свои места, вот она — жертва, вот он — ключик! Ещё немного, и они на свободе, и всё, всё с этим… Никто никому ничего не должен.