Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 103

Правда эта дама, ничего не отрицая, возвращала ему комплимент.

— Но почему вы не вылечите государя? — спрашивали у доктора, англичанина Арескина.

— Но как я могу вылечить человека, — отвечал врач, — у которого в теле целый легион демонов сладострастия?

Надо отметить, что в болезни Петра многое значили и его моральные страдания. Сердце, полное счастья, поддержало бы тело, разбитое же сердце погубило его.

Он, кто видел, не дрогнув, заговоры сестры, мятежи стрельцов и устроенные ими бойни, измену первой жены, козни собственного сына; он, кто чинил расправу за это скоро и ужасно, а затем тотчас отводил взгляд от казни и ее жертвы и, казалось, больше не думал о них, — он не мог перенести неблагодарности этой ливонской служанки, которую сначала сделал наложницей, потом последовательно тайной любовницей, любовницей явной, тайной женой, женой провозглашенной, и в чью честь, помня о великом и страшном дне на реке Прут, основал орден Святой Екатерины.

Непонятная щепетильность со стороны мужчины, который простил Вильбоа совершенное им насилие и, возможно даже, сам позволил Екатерине отдаться великому визирю!

Дело в том, что в случае с великим визирем и с Вильбоа затронуто было лишь ее тело, тогда как Монсу де ла Круа она отдала не только свое тело, но и свое сердце!

И в какой момент! Через четыре месяца после того, как он признал ее царицей и наследницей престола, после того, как он дал ей корону и венчал ее на царство, что было неслыханным событием для России, где женщин никогда не венчали на царство.

Та, о которой Петр говорил: «Это не только супруга, но и друг, не только женщина для любовных утех, но еще и государственный советник», поспешила отплатить ему неблагодарностью.

Екатерина была признательна ему, пока у нее была надежда получить от него что-то еще, но, как только ей нечего стало больше ждать, она решила, что вправе ничего больше не давать.

Но, разумеется, смерть царя могла поднять ее еще на одну ступень: как ни высок был его престол, его гробница была бы еще выше.

И потому к ее подлинному преступлению история, а скорее, легенда, прибавляет еще и преступление предполагаемое. Петр умирает, и в его смерти обвиняют Екатерину и Меншикова, тех, для кого он сделал больше, чем для кого бы то ни было еще на свете, не считая России, и уж точно больше, чем для своих детей.

Забылись нескромные признания Петра, его хорошо известный всем недуг, лечить который он ездил на Олонецкие воды; забылось бремя, которое этот атлант держал на своих плечах в течение тридцати лет и которое должно было, в конце концов, уложить его в могилу; забылось огромное количество дел; забылись ночные излишества, эпилептические приступы гнева, бесконечные буйные пиршества, постоянные бессонные ночи; забылось, наконец, и то, что Александр Македонский устал укрощать своего Буцефала и Петр тоже вполне мог устать, укрощая свой народ.

Но небесная справедливость проявляется в том, что тот, кто не был наказан за подлинное преступление, уносит с собой в могилу обвинение в преступлении предполагаемом.