Читать «Дурак» онлайн - страница 126

— Что ж, веди, пророк. Если уж тебя осенил великим знанием твой бог, то мы на тебя рассчитываем.

Ниса говорит:

— Да, я тоже в тебя верю.

Офелла закуривает еще одну сигарету, на этот раз у нее получается быстрее.

— Что? Что вы хотите от меня? Да, конечно, я тебе верю. Как будто у меня богатый выбор убеждений в этом темном, страшном лесу.

Лес действительно темный и страшный, и вечер уже глубокий, а может быть это ночь — мы столько плутали, а потом я еще и смотрел в дерево пять часов и совершенно потерял счет времени. И смотреть на часы не хочется. Сейчас особенное время, и это все, что нужно знать. Где-то далеко кричат ночные птицы, лес не меняется, деревья похожи друг на друга, шорохи будто вечно повторяются, кустарники совершенно одинаково цепляются за штанины. Нам всем тоскливо, ведь оттого что все одинаковое, наша цель как будто не приближается и не отдаляется, как если бы мы пытались взбежать вверх по эскалатору, идущему вниз.

Офелла сначала держится в стороне, показывая, что обиделась на нас, но чем дольше мы идем, тем охотнее она разговаривает, а в конце концов вклинивается между мной и Юстинианом. Оказывается, что у Офеллы замечательное чутье, потому что ровно в этот момент Юстиниан говорит:

— Нам здесь явно не рады!

И никому не рады. Я вслед за Юстинианом вскидываю голову вверх. Только сейчас я замечаю, что деревья стали выше, чем им полагается быть. Они вздымаются вверх до самого неба, и оттого я кажусь себе не больше мышки в этом огромном мире. Тонкие и высокие, деревья выглядят жутко, как представления кого-то маленького о темном-темном лесе. Как детский рисунок, который кто-то воплотил в реальность. Но внимание Юстиниана вовсе не гигантские деревья привлекли, а то, что их украшает.

Насаженные на острые ветки осин, тут и там развешаны звериные головы. Разные, разные головы лесных тварей. Они свежие, будто бы все эти существа умерли только что, ни дальше пары секунд назад. Кровь и гной капают из ноздрей и блестящих глаз, разинутые пасти источают розовую слюну и пену. Кажется, будто эти головы не просто так смотрят с осин, будто они — их логичное продолжение, древесные тела заканчиваются зубастыми головами, насаженными на ветки не по прихоти извращенного охотника, а потому, что составляют единое существо. Прямо над нами голова оленя, рот его разинут то ли в ярости, то ли в страхе, глаза налиты красным так сильно, что это заметно даже в изменчивом звездном свете. Ветвистые рога, как паутина, укрывают нити, на которых болтаются колокольчики.

— Очень доходчиво, — говорит Офелла. — Поворачиваем назад.

Юстиниан хватает ее за руку.

— Подожди! Если что-то способно оторвать оленю голову, а потом повесить ее так высоко, вряд ли от него можно просто уйти.

Я смотрю на голову оленя. Она и вправду оторвана — клочья шкуры и мяса слишком неровные, так что либо резал пьяный, либо больной, либо эту голову просто оторвали. Теперь мы идем, высоко запрокинув головы, и всюду над нами звериные морды. Мы проходим мимо медведя, чьи огромные зубы заставляют нас еще больше испугаться — не потому, что этот медведь еще может нам что-нибудь откусить, а потому, что нечто разобралось с таким страшным существом, а значит оно — еще страшнее. У меня нет никакой надежды на то, что это был человек. Волчьи, оленьи, медвежьи и заячьи головы, все они висят очень-очень высоко, зато свет луны падает прямо на них, как луч софитов, и оттого мельчайшие движения капель крови под черным звериным губам нам ясны.