Читать «Друг мой море (Рассказы)» онлайн - страница 5

Я не придал этому значения, и у меня мелькнула догадка: наверное, прощупывает меня бывалый северянин, как я тут прижился, не скучаю ли по теплым морям.

Раскурив погасшую трубку, Федор Павлович заговорил снова:

— Всему бывает конец, дорогой Антон Васильевич. Отплавался Бусыгин, понимаете?

Я пока ничего не понимал.

— Давай, Никулин, условимся. — Федор Павлович вдруг перешел на «ты», голос его стал глуше. — У меня нет никаких претензий, что ты займешь мое место. Несмотря на молодость, у тебя есть воля, разум. Военная косточка тоже имеется. Тридцати, кажется, еще нет?

— Двадцать восемь...

— Ну вот, а мне на пятый десяток давно гребет. Стар уже стал для моря. Пришло время, когда остается только сидеть у пруда и рыбу удить да грибы в лесу собирать... — Федор Павлович умолк.

Мне вдруг стало не по себе, чувство какой-то вины перед этим человеком сдавило сердце. Именно он первым поверил в тебя, привил тебе любовь к беспокойной профессии, помог увериться в своих силах и теперь должен еще уступить место на командирском мостике.

— Это как же, Федор Павлович? Неужели вас на пенсию?..

Вопрос мой прозвучал, наверное, нелепо, поэтому Федор Павлович ничего не ответил. Трубка уже торчала у него в зубах, а крупное лицо замкнулось в бесконечном равнодушии ко всему.

Мы молча спустились вниз по скрипучим ступенькам, пошли вдоль берега. Рядом, справа, лениво ворочалось море, густо-синее, с переливами, а дальше — темное, зыбучее, похожее на степь. Из-за вершин сопок выползло солнце, поредевшие облака накалились докрасна, небо окрасилось тысячью переходящих один в другой, непрерывно меняющихся оттенков ультрамарина и изумруда. Море тоже расцвело...

— Вот это мне уже нравится! Хоть какие-то краски обозначились, — как бы между прочим заметил Федор Павлович.

Но я и сам знал, что все-то ему здесь нравится, что и Север, и служба, и «вся эта муть серая» стали неотделимой частью его личности, его души. Он привык считать все это столь же реальным и подлинным, как самого себя. И он не мог расстаться с этой частью своей жизни так легко и просто, словно оторвать пожелтевший листок календаря. Говоря нелестное о Севере, тогда Федор Павлович и был неискренним.

Через два часа мы вышли в море. Попыхивая своей неизменной трубкой, Федор Павлович уже стоял на мостике, притулившись к тумбе компаса, внешне спокойный, одержимый командирскими заботами. Ни во время этого похода, ни потом он не выказал обнаженно никаких эмоций по поводу своего увольнения в запас. Только все не мог угомониться, сетовал на то, что самого главного так и не успел еще сделать.

В последний день, когда я, в сущности, принял уже все дела и мы должны были сделать переход на другую базу, Федор Павлович решил попрощаться с экипажем в море. Рано утром, задолго до подъема Военно-морского флага, я пришел на лодку и удивился: Федор Павлович в парадно-выходной тужурке с орденскими колодочками в четыре ряда, в свеж-белой рубашке с накрахмаленным воротничком ходил по отсекам и хозяйским глазом проверял оружие и технику. Оказывается, он не был дома, ночевал в каюте. Ему хотелось как-то продлить свое пребывание на корабле, хоть несколько часов дольше прожить тем, чего лишался без возврата. Но при встрече со мной он снова держался так, как будто бы ничего не произошло, как будто бы многие годы, проведенные вот здесь, в тесных отсеках, для него ровно ничего не значили, и он свободно с ними расстается.