Читать «Донья Перфекта» онлайн - страница 110
Бенито Перес Гальдос
– Если бы вы не были заняты… Ах, как жаль! Я был бы совершенно спокоен.
– Занят-то я занят,- сказал кентавр, поднимаясь из-за стола,- но если вы этого хотите…
Наступила пауза. Исповедник закрыл глаза и погрузился в раздумье.
– Да, я этого хочу, сеньор Рамос,- наконец произнес он.
– Тогда говорить больше не о чем. Пойдемте, сеньора донья Мария.
– Теперь, дорогая племянница,- сказал дон Иносенсио полушутя, полусерьезно,- теперь, когда мы кончили ужинать, принеси мне таз для умывания.
Он устремил на свою племянницу пытливый взгляд и, сопровождая свои слова соответствующим жестом, произнес:
– Я умываю руки.
ГЛАВА XXVIII. ДОНУ ХУАНУ РЕЮ ОТ ПЕПЕ РЕЯ
Орбахоса, 12 апреля
«Дорогой отец! Простите, что я впервые ослушался Вас: пе уехал отсюда и не отказался от своих намерений. Ваши советы и просьба говорят о том, что Вы честный и любящий отец; мое упрямство свидетельствует о том, что я безрассудный сын; но со мной происходит нечто странное: упрямство и чувство чести соединились и смешались во мне таким образом, что мне стыдно даже подумать о возможности отказаться от своих планов и отступить. Я очень изменился. Прежде я не знал той ярости, которая охватила меня сейчас. Раньше я часто насмехался над насилием, над преувеличенными чувствами порывистых людей, над грубостью, жестокостью. Теперь же ничто подобное меня не удивляет, ибо я то и дело замечаю в себе самом ужасную склонность ко злу. С Вами я могу говорить так, как если бы говорил наедине с богом или собственной совестью; Вам я могу признаться в том, что я дурной человек, ибо плох тот, кто лишен могучей внутренней силы, способной бороться с самим человеком, умерщвлять страсти и ставить жизнь под строгий контроль сознания. Мне не хватило христианской твердости, которая возносит дух человека на прекрасную высоту, ставит его выше оскорблений, которые он получает, и выше врагов, которые их наносят; я проявил слабость, впав в безумный гнев, опустившись до уровня своих обидчиков, возвращая им удары и пытаясь сокрушить их такими же недостойными средствами, какие применяют они. Как я сожалею, что Вас не было рядом со мною, чтобы увести меня с этого пути! Теперь уже поздно. Страсти не могут ждать. Они требуют своей добычи нетерпеливо, во весь голос, властно и беспощадно. Я пал. Не могу забыть того, о чем Вы напоминали мне неоднократно: гнев – худшая из страстей; неожиданно извращая наш характер, он вызывает в нас все остальные пагубные страсти, насыщая их адским пламенем.
Но я стал таким не только благодаря гневу, но и благодаря могучему, все возрастающему чувству: глубокая и нежная любовь к кузине – единственное извиняющее меня обстоятельство. Но если бы и не было этой любви, то даже простая жалость неминуемо заставила бы меня бросить вызов гнусным интригам Вашей ужасной сестры: ведь бедняжка Росарио, душа которой разрывается между любовью ко мне и чувством привязанности к матери,- одно из самых несчастных созданий на свете. Неужели ев любовь ко мне, на которую я отвечаю такой же любовью, не дает мне права открыть, если я только смогу это сделать, двери ее темницы и вырвать ее оттуда, уважая закон, покуда возможно, и применяя силу с того момента, когда закон окажется против меня? Я думаю, что Ваши строгие этические правила не позволят Вам дать утвердительный ответ на мой вопрос. Но теперь я уже не отличаюсь прежней чистотой души и последовательностью мышления, обладающего методичностью научного трактата. Я уже не тот, кого Ваше совершенное воспитание наградило редкостной прямотой чувств. Сейчас я такой же, как любой другой,- в один миг я ступил на общую для всех дорогу зла и несправедливости. Приготовьтесь услышать, что я совершил безрассудство. Я обязательно буду сообщать Вам обо всех своих безумствах, по мере того как буду их совершать.