Читать «Донесённое от обиженных (фрагмент)» онлайн - страница 30

Дорога пролегала по косогору, с которого уже сошёл снег. Низко, как дым, прижатый ветром к земле, стлались сумерки. Вдали на возвышенности виднелся верховой, по войлочной шляпе Байбарин признал башкира. Всадник пересёк дорогу и пустил коня торопким шагом по дну яра, далеко объезжая встречных. С воза Стёпа крикнул хозяину: - Ну и лисица - башкирец! Боится, как бы не подстрелили! Прокл Петрович подумал: "А ведь и впрямь подстрелят..." Для красных этот всадник - вероятный "буржуазный националист", для белых - нехристь, не желающий, скорее всего, воевать на стороне казаков. Взошла ущербная луна, обоз приближался к замершему в темноте маленькому селению. Там так тихо, что подумалось: уж не покинуто ли оно? Но вот несмело забрехала дворняжка, метнулась за полуразвалившуюся постройку. В другом строении Стёпа разглядел едва теплившийся огонёк - повернули туда. Вокруг избы торчало несколько кольев - остатки плетня; труба над крышей дымила. Пригнувшись в дверном проёме, вышел хозяин. - Живём в нужда, хорош человек! Конь нет, быки нет... - Это был старик-башкир. Прокл Петрович поклонился ему в пояс и попросился переночевать. Чего башкир не ожидал, так это поклона. Стоял безмолвно и недвижимо, затем, опомнившись, поклонился сам до земли, показывая руками на дверь. Стёпа, стаскивая с воза торбы с овсом, обронил: - Загон-то вон, а коней всамделе не видать. Байбарин провёл в избу смертельно уставшую Варвару Тихоновну, он и сам едва переступал от утомления. Посреди помещения в грубо сложенном из дикого камня открытом очаге догорали, сильно дымя и почти не давая света, кизячные лепёхи: дым утягивало в расположенный над очагом дымоход. У огня сидела на корточках женщина, трое ребятишек возились на постланных на земляной пол овчинах. - Господи, бедность-то какая... - перекрестившись, Варвара Тихоновна прилегла на лавку, что тянулась вдоль бревенчатой стены. Башкиры, кочевой в недавнем прошлом народ, приноровились умело рубить избы. Старик бережно положил в очаг дрова, они быстро разгорелись, затрещали, и в избёнке стало светлее. В ней почти ничего не было; на прибитой к стене полке стояло несколько деревянных мисок и чашек. Прокл Петрович увидел: у женщины симпатичное лицо, из-под платка спускаются на спину две толстые чёрные косы. Она вскипятила котёл воды и бросила в неё немного измельчённого в порошок вяленого мяса. Стёпа, коверкая язык, как обычно делают русские в разговоре с инородцами, спросил башкира: - Почему баран не резал? Почему нет свежий мяса? Старик испуганно, жалобно поглядел на Байбарина, и тот поспешно сказал: - Не надо мяса! У нас всё есть! - послал работника к повозке за припасами. Тот принёс каравай хлеба, туесок коровьего масла, варёные яйца и два круга копчёной домашней колбасы. Прокл Петрович, отрезая куски колбасы, принялся протягивать их хозяевам и детям. Ребятишки стали жадно есть, старик и женщина (очевидно, молодая жена) сдерживались, но было видно, что и они не избалованы сытостью. Стёпа взглянул на башкира, осенённый догадкой: - Может, тебя кто мал-мал грабил? Тот закивал, возбуждённо заговорил на родном языке. Байбарин и работник, немного понимавшие по-башкирски, узнали: с осени на посёлок нападали дважды, потому в нём и не осталось почти никого - люди бежали в большие сёла. Банда убила несколько мужчин. Один из бандитов выстрелил в дочь старика - девушку, когда она, перепуганная, бросилась в поле. Трое суток она мучилась от раны, пока умерла. У семьи забрали лошадей, коров, жирных баранов - оставили дюжину овец... Женщина отвернулась, плечи вздрагивали от плача. У Байбарина тонко, переливчато зазвенело в ушах - подскочило кровяное давление. Он сидел на овчине у очага, смотрел на свои ладони и не вытер побежавшую по щеке слезу. Душила ненависть к бандитам, изводило сознание своей беспомощности. Спросил башкира: - Кто грабил... у них шашки были? - Рус грабил! Шашка - нет. Ружьё был. У всех был ружьё. Морда чёрный был. Сажа. "Не казаки! Казак без шашки не поедет, - отметил про себя Прокл Петрович. - И не станет сажей мазаться: прикроет низ лица платком". Стёпа, понимая его мысли, сказал: - Переселенцы делают! Распоясались мужики. Сколько их пришло с войны с оружием! Сладко зевнул и лёг спать, завернувшись в тулуп, раздался могучий храп. Прокл Петрович думал - волнение не даст уснуть. Но тоже провалился в сон как в смерть. Когда наутро собрались ехать, Байбарин сказал хозяину, что оставляет ему лошадь из запасных и корову. Тот долго не понимал, но и когда как будто бы понял - сохранял насторожённость, предполагая коварство. Щупал бабки у молодой рослой кобылы, осматривал корову, а Прокл Петрович повторял: - Отгони в лес и там паси, чтобы не отобрали. Старик в немом напряжении глядел вслед уезжающим. Когда ближе к полудню расположились на привал, Стёпа высказал с завистью: - Коня и корову подарить чужому башкирцу!.. Простите меня за слово, но верно говорят - блаженный вы, Петрович! Байбарин стал горячо говорить о справедливости - разнервничался. Показывал рукой на север, на пологие, а местами крутые холмы - отроги Уральских гор, показывал на юг, куда уходило широко раскинувшееся поле, поворачивался лицом на запад: - Всё это раздолье принадлежало башкирам, они - исконные хозяева этого огромного края! Я читал книги путешественников, да и старики вспоминали какое невероятное было изобилие зверей, птиц, рыб... Роскошные пастбища, леса: оленей, лосей, косуль, кабанов, белок, лисиц - несметно! Все породы диких гусей, уток, куликов плодились тут и там, на лесистых холмах пропасть тетеревов, в степи в великом множестве - дрофы, стрепеты, кроншнепы. Табуны башкирские ходили - взглядом не окинуть их. А как полез народ с истощённых расейских земель, как стали хватать да гадить! Нынче поверь-ка, что водилась в здешних речках форель? В лесах нет ни оленя, ни кабана, ни медведя, ни диких пчёл, да и сами-то леса посократились изрядно. Сейчас поедем - будет бор. В мою молодость по нему катили целый день. А в прошлом году я был - и часу бором не ехал. И разор дальше идёт! Да притом как поступают с башкирами? Работник пытался понять, к чему ведёт хозяин. - Насчёт разора вы верно... Но по-чудному выражаете: вроде сами вы нерусский. Прокл Петрович махнул рукой: - Уже слыхал я это! Подумай над стихом - я прочту тебе. Его написал русский человек в старые времена, написал о здешнем нашем крае: "Вот люди набегут толпами, твоё приволье полюбя, и не узнаешь ты себя под их нечистыми руками! Вот тук земли неистощённой всосут чужие семена, чужие снимут племена их плод, сторицей возвращённый!" - Байбарин с настойчивостью обратился к Стёпе: - Подумай, кто был здесь чужим в старое время? Россияне из-под Вязьмы, из-под Калуги, Курска, Твери! То есть сказано в стихе о племенах Московии. Степуган догадался: - Ага-ага! А вы - казацкого рода. Вы - на особицу. Байбарин в досаде издал что-то похожее на рык. - Мои предки - такие же незваные гости здесь! На мне те же грехи, что и на всех русских хищниках! Работник аж крякнул: не подозревал в хозяине этой страстишки "представляться", валять дурака.