Читать «Дом 4, корпус «Б»» онлайн - страница 17

Утро было прекрасное, воздух становился все теплее, вдали перекликались кукушка и удод, в высоте заливался жаворонок, на широких и узких полосках полей отзывались перепелки. Несколько мотоциклов и велосипедов промчались мимо Бадака, несколько путников, молодых и постарше, обогнали его. (Тогда по шоссе проходило много народа. Тепло. Нищим и тем, кому не на что жить, хотя они молодые и здоровые, — тоже, стало быть, нищим — можно переночевать на чердаке или в стогу, зарывшись по самый нос в сено, а утром, чуть солнышко пригреет, — снова в путь. На поезд денег не было, отправлялись пешком из деревни в деревню, из города в город в поисках работы и, не найдя ее нигде, начинали побираться и воровать.)

Бадак знал об этом, встречал таких не раз, но раньше не обращал на них внимания. Нехорошо это, такое терпеть нельзя. Ох, как неправильно это — заставлять людей вот так бродяжничать и красть. А может, кому-то на руку, чтоб народ воровал, ведь вот уже и на селе… Бедный украл — значит, никчемный человек. Можно его ни во что не ставить, а богатый после жатвы поджигает стога, чтобы страховая касса оплатила ему убытки. Хорошего тут мало, да что с этим поделаешь, а Хорецкий, ишь ты… Мол, революция живет… Мол, она то здесь, то там и, мол, снова вспыхнет, нужно только, чтобы человек поразмыслил… Как же, как же живой поможет мертвому? А живым как поможет? Как? Помочь самому себе, жене, детям — вернуть жене вот эти двадцать крон, чтобы она купила полотна? Она ведь хотела, да он не позволил. Шесть, семь, а то и восемь метров? Но купи она на них хоть тысячу метров полотна и тысячу метров сукна, они будут цвета крови, а не белого или там какого еще другого — ведь из Белана вытекло так много крови, и так страшно бился он на земле… Когда они выстрелили, он упал на колени, они выстрелили еще раз, он свалился и начал биться, выстрелили в третий и четвертый раз, и только тогда он затих. Молодой был, здоровый мужик, не хотел расставаться с жизнью. На фронтах его даже не царапнуло. Бадак остановился, оглянулся назад, на шоссе никого не было. Постоял немного, потом сел на запыленную траву у канавы.

За Матейовицами над низкими серо-голубыми холмами стояло солнце, пригревало после прохладной ночи, тонкие колючие стебельки ржи и пшеницы, ячменя и овса просвечивались в его лучах молодо и золотисто, ветерок колыхал зеленую пажить, пригибал и подымал ее волнами, хлеб кланялся и вставал. Над матейовицкими землями царила тишина, утренняя тишина раздольных, тучных полей, земли более щедрой, чем блатницкая.

Бадак взглянул на близкие строения матейовицкого поместья и на невысокую красную трубу винокуренного завода. Бедняга Белан спас его, размышлял Бадак, сидя у канавы. Спас его, чтобы он мог жить в Блатнице, жить вот так, как теперь, — недавно у него появился на свет восьмой сын, крепенький, как дубок, мальчишка Милан, Миланко, а что же он, отец? Нет, нет, он не позволит одеть его в полотно, купленное на эти двадцать крон. Бадак опять засунул руку в карман, схватил старый женин кошелек. Руке снова стало жарко. Нет, он не допустит, чтобы его завернули в кровавое полотно.