Читать «Долины Авалона. Книга Первая. Светлый Образ» онлайн - страница 56

– Плевать, что мне до тех, кто не заступится за свой народ, пусть и может сделать это? Я хочу услышать от тебя, кем ты меня видишь.

Я видел его не как всех остальных, это была правда. Не как незнакомца, тенью шагавшего тут и там вокруг нас самих. Не как природу, что окружала нас, словно находилась внутри, была всегда здесь. И даже не как друга, то, что сияло в моих глазах, когда мы вместе читали, когда мы рисовали, играли и просто чудаковато шутили над друг другом – было любовью. Если бы не страх быть наказанным за проказы и баловство, родителей любил бы я точно так же, как его самого. Но эти чувства смешивались с уважением и почитанием, потому были намёки в душе о том, что я испытываю совершенно разное к этим людям, но в виду возраста я не мог знать этого, я даже сожалел осознанно, понимая, что эмоционально не умею разграничивать весь спектр своих ощущений. Эдвине был дорог мне по-особенному, но произнести это не получится, я не знал ещё, как это объяснить словами, сказать, что мы родственные души. Поэтому, схваченный так внезапно, прижатый в угол, в ситуацию, из которой я не смогу выйти, не ответив, приходилось говорить всё то, что моя мысль могла на тот момент объяснить:

– Когда я говорю с тобой, не остаётся других ощущений, кроме осознанности, будто я веду беседу с самим собой, с потайными участками своего ума, с каждым разговором чем-то обогащающимся. Так что не беда, если тебя кто-то не понимает или если ты запутаешься сам в себе. Просто подумай, раз я могу успокоить свою душу тобой, не значит ли это, что ты и есть те люди, с которыми близок? Ты для меня, как я сам. И зная это, себя я ненавидеть не могу, чего бы не сделал. Ненавидеть себя – это предать всех тебя любящих. А я бы никогда не стал так относиться к своему брату. Чего бы ты не сделал, я проще забуду, чем поменяю своё отношение к тебе.

Белые снежинки удивления медленно покрывали его лицо пока я говорил. Оно становилось всё белей, и улыбка исчезла за этим холодным туманом. В тот момент, когда Эдвине осознал правду, он был так чист и так кроток, что сердце моё защемило, знавшее страх смерти. По сравнению с братом, я больше не был так наивен и прост, его мраморное тело существовало как-то вне всей этой истории. Хотелось схватить Эдви на руки, закричать громко-громко: “Вот он – свет нашей Богини!”, – и унестись далеко от этого мира. Я не знал, куда именно, но сердце хранило об этом ответ.

Наконец, проморгавшись от пойманных впечатлений, Эдви начинает одеваться, возвращая на место свою рабочую одёжку и футболку, так нагло у меня украденную. Ничего не было жалко для родного человека. Я бы никогда не стал скупиться перед своей семьёй – они единственные, кто добры ко мне, просто потому что я вообще есть.

– Я до последнего верил, что ты не скажешь такого. – Он замечает очень верно, садясь в позу лотоса передо мной, выставляя белые маленькие зубы в яркой улыбке. – Но, зная тебя, ты даже не заметил, наверное, что повторяешься. Мне разве не был дан этот ответ когда-то раньше?