Читать «Добрейшие люди» онлайн - страница 29

Время от времени он поворачивается к двери, ведущей внутрь лавки, чтобы угрожающе крикнуть:

— Кончай скорей, Заки! Подносы почти пусты. Шевелись, парень, пока я тебе не задал трепки!

Оставим дядю Абду и покупателей с их шумом и криками и заглянем во внутреннее помещение лавки. Здесь слышен шум другого рода — гудение газовой плиты и шипение жарящейся в масле рыбы. И то и другое, однако, заглушается пением подмастерья Заки. Изнутри лавка не радует взора. Потолок и стены покрыты таким слоем сажи, что нельзя определить их естественный цвет. Раковина с краном; в одном из углов отверстие для стока воды; скользкий, сырой пол, покрытый плавниками, рыбьими внутренностями, жабрами. Воздух здесь пропитан смешанным запахом жира, чеснока, тмина и жареного.

В центре этой изумительной картины перед плитой со сковородками стоит Заки. Рядом с ним таз, наполненный кусками свежей рыбы. В руке у Заки железный прут, с помощью которого он переворачивает рыбу на сковородке, весело напевая вполголоса:

— Ты поднялся над крышами, и у тебя украли одежду, о Абду… Нет, клянусь пророком, о Абду!..

Тут снова слышится звенящий окрик дяди Абду, который топорщит усы и восклицает:

— Поворачивайся живей, парень, не то клянусь тем, кто создал пророка, разрежу тебя на куски и зажарю на сковороде, что стоит перед тобой…

Заки бормочет о том, что он имеет в виду другого Абду, затем покорно замолкает.

Удивительно, что угрозы дяди Абду так сильно действуют на Заки. Ибо сама по себе угроза разрезать на куски и зажарить на сковородке просто смешна. Из этого Заки, которого дядя Абду называет не иначе как «парнем», можно было бы сделать четырех Абду. Широкоплечий, с упругими мускулами, большеголовый, с дремучей растительностью на груди и руках, с крупными чертами лица, Заки являл собою как бы увеличенную копию человека, похожего на сказочные создания из книжки о Гулливере.

Будучи щедрой в сотворении тела Заки, природа поскупилась при создании его мозга, если она вообще не забыла о нем. Это — самое глупое создание аллаха, и с самого рождения Заки не называли иначе, как осленком. Это прозвище стало его вторым именем, а имя его отца постепенно забылось. Он вырос в лавке дяди Абду, который приютил его и стал поручать ему всякую мелкую работу, предоставляя ему взамен пищу и ночлег. Кроме лавки и Сиди аль-Хабиби, Заки не знал ничего. Он почти не расставался с этими двумя местами и был более общительным с рыбой, нежели с людьми.

Между ними — Заки и рыбой — установились особого рода дружба, симпатия и доверие. Людей же Заки чуждался. Он смотрел на них, столпившихся за стеклом, восклицавших и хватавших пакеты с рыбой, как смотрит человек на диких зверей. Когда у него бывала свободная минутка и он садился, чтобы поразмыслить — если, конечно, допустить, что в его голове имелось что-то, чем можно было мыслить, — его более всего огорчало, что аллах создал его человеком, а не рыбой. На что нужно ему это огромное тело, большая голова, покрытая густыми волосами, и длинные конечности? Разве можно сравнить его большой рот с маленьким ртом рыбы? Разве можно сравнить его ноги с красивым, прямым рыбьим хвостом, а его руки — с тонкими, острыми плавниками рыбы?