Читать «До последней крови» онлайн - страница 48

Пробился на прием к одному из секретарей Куйбышевского комитета партии. Это был пожилой мужчина с неторопливыми жестами, тщательно взвешивающий свои слова. Он принял Павлика без демонстрации своей занятости, но и без особой теплоты.

— Я хочу от вас, товарищ Фролин, самого простого, — говорил Павлик, — чтобы мне дали какую-нибудь конкретную работу. Разве люди в тылу вам не нужны?

— Нужны, — подтвердил Фролин.

— В армию меня уже не возьмут. Не знаю, правы ли врачи, думаю, что нет; речь идет не только о здоровье.

— Этого вы не должны говорить, — буркнул секретарь раздраженным тоном.

— Так направите меня на работу?

— Нет, — сказал Фролин, — не направим. Вам предлагали работу в польской редакции радиокомитета.

— Это не для меня.

Фролин пожал плечами.

— Во время войны люди не выбирают своей судьбы.

— Вы же все обо мне знаете. — Павлик повысил голос. — Не доверяете мне?

Секретарь усмехнулся. Он был одет, как Сталин на портрете, в серый френч с отложным воротником, застегнутым под самой шеей.

— А что значит — доверять? — спросил он.

— Хотели послать меня в стройбат, но я добился направления в армию, хотя польских коммунистов посылали чаще всего именно в стройбаты.

— Люди везде нужны, товарищ Павлик.

— А если я вступлю в армию Сикорского?

— Воля ваша, — снова усмехнулся секретарь.

— А что вы, собственно, думаете о польских коммунистах, что это какой-то резерв?

— Если резерв, — сказал серьезно Фролин, — то ваш, а не наш.

После этого разговора Зигмунт понял, что ничего не добьется.

Зашел в ближайшую чайную выпить рюмку водки. Пил он редко. Артеменко, львовский партийный деятель, с которым он когда-то немного дружил, считал даже воздержанность Павлика свидетельством его неискренности или особой осторожности: «Ну и хитрец ты, хочешь оставаться трезвым, когда у меня шумит в голове. Ух, лях проклятый».

Входя в заполненный людьми зал, он вспомнил Артеменко. «Лях проклятый», — подумал и почувствовал, что эти сто граммов водки сейчас ему очень нужны. Он ничем не отличался от стоящих у стойки мужчин. Большинство, как и он, были в солдатских шинелях; терпеливо ждали своей очереди, вынимали из карманов шинелей измятые банкноты и зорко следили за буфетчицей, наполняющей стаканчики. За Павликом стоял красноармеец, опирающийся на костыли.

— Ты откуда? — спросил он, но Павлик не понял. — Где тебя ранили?

— Под Яхромой.

Тот покачал головой.

— А меня под Волоколамском. Паскудная жизнь! Два дня жду поезда, чтобы уехать домой, хотя, собственно, спешить мне некуда. Зачем бабе такой мужик? Но мне баба нужна. — Протянул руку за своими ста граммами и скрупулезно отсчитал деньги. — Водку можно, — продолжал, — только закуски нет. Для таких, как я, война закончилась, а другие умирают, даже страшно подумать, как долго будут еще умирать.