Читать «Дневник горожанки. Петербург в отражениях» онлайн - страница 47

А вот поют Татьяна и Сергей Никитины. Это потом за статью о них на меня подали в суд, и я судилась, потому Никитины что-то смело сказали про антисемитизм. И слова эти я не записала на магнитофон. Суд был мною выигран, спустя полтора года.

В общем, там еще много фотографий, все не выложишь. Иосиф Бродский, который был противником фотографирования, когда-то сказал в интервью, что он «фотографирует сетчаткой глаза». Но что-то в этих снимках все же есть, ведь они останавливают мгновение и на секунду возрождают ощущения, чувства, мысли, даже запахи. И глядя на них, с отчетливостью понимаешь — ушло то время. Навсегда ушел черно-белый мир. Где, в общем, было понятно, кто друг и кто враг. Где черное было черным, а белое — белым. И надежды опьяняли нас не меньше, чем вино, которое мы пили после завершения голодовки у Ленсовета. А потом наступило отрезвление.

2013

Голодовка газеты «Смена» у Мариинского дворца (здания Ленсовета).

Но память покрыта такими большими снегами

Историческая память страны, государства, нации… Должна ли она влиять на день настоящий, на судьбы ныне живущих? И если да, то, как именно? Германия, мне кажется, знает ответ на этот вопрос.

Германия в целом и Берлин в частности — большой остров, даже целый материк исторической памяти. Мы с друзьями ходили по немецкой столице и всюду, на каждом шагу в прямом смысле слова натыкались на эту память.

Вот у подъездов домов в плитки тротуара вделаны медные таблички с еврейскими именами, датами жизни и смерти этих людей в Освенциме. Еврейские семьи жили здесь в квартирах обычных, ничем не примечательных домов, а потом умерли страшной смертью в концлагере, и Германия помнит это. Мне тоже греет душу, что имена Паулы и Евы Харзопп, жертв бесчеловечного гитлеровского режима, погибших в 1943-м, не забыли в их городе, в их стране. Еве, кстати, было всего десять лет…

И огромный мемориал в память Холокосту, совсем рядом с Бранденбургскими воротами, тоже греет душу. Огромное пространство, полное прямоугольных плит разной высоты, — как символ всех погибших, разного возраста и живших в разных местах… Да, Германия совершила это, но Германия помнит об этом своем преступлении. И бундестаг с ямками от снарядов на стенах — это тоже бережно сохраняемая память. Как и полностью разрушенная, когда-то старинная площадь Александрплатц, на которой теперь — безликие коробки зданий.

А в соседнем Лейпциге, тоже разбомбленном (пусть и не так основательно, как Дрезден), в центре исторической части города, совсем близко от монументов Мефистофеля и доктора Фауста, — ужасающего вида памятник Германии. Это некое угловатое безголовое существо с выброшенной в фашистском приветствии рукой и отставленной назад ногой в грубом армейском сапоге. Откровенное Зло. И памятник этот, и та историческая память, которую он символизирует, не мешают немцам любить свою страну, показывать нам музей Баха и кирху, где великий композитор и музыкант служил много лет… Это все как-то соседствует в сознании, не мешая сегодня немцам жить тихо, спокойно, без толкотни в метро, с улыбками в магазинах и трамваях (трамваи и автобусы, кстати, ходят по улицам с точностью часового механизма), зачастую передвигаясь просто на велосипеде, без риска быть задавленным автомобилем. Велосипедисты здесь на дорогах — самые главные участники движения…