Читать «Дневник возвращения. Рассказы (сборник)» онлайн - страница 96

Я купил входные билеты, потом пришлось ждать, пока наберется группа посетителей и экскурсовод поведет нас в комнаты писателя. Тот писатель умер лет сто тому назад, и музеем стала его квартира, которую превратили в музей.

Около кассы был прилавок с книгами, которые написал писатель. Книги как книги, ничего особенного.

Группа набралась, и экскурсовод ввел нас в прихожую.

— Направо ванная, — проинформировал он.

Мы заглянули в открытую дверь ванной, но войти было нельзя, вход перегораживал шнур из пурпурного бархата. На умывальнике стояла мыльница, а в ней — мыло. На мыле — табличка: «Любимое мыло писателя».

— Можно понюхать? — спросила одна женщина.

— Запрещается, — заявил экскурсовод. — Но исследователи установили, что мылся он ежедневно.

— И уши тоже? — испуганно спросил мой ребенок.

— Помолчи, — одернул я ребенка. — Не мешай старшим посещать музей. Конечно же, уши тоже. Если будешь мыть уши, тоже станешь знаменитым писателем.

Далее были гостиная и спальня. Мебель из ореха, вполне приличная, но ничего особенного. Та женщина хотела проверить матрас, но это тоже запрещалось, даже за дополнительную плату.

— Кабинет писателя, — объявил экскурсовод и пропустил нас вперед.

За письменным столом сидел писатель в натуральную величину. На вид как живой, наверное, из воска. В шлафроке. В руке он держал перо, а на столе лежала какая-то исписанная бумага.

— Это рукопись, потому что писал он от руки, — объяснил экскурсовод. — Исследователи определили. Здесь представлено, как он пишет свое самое знаменитое стихотворение. Помните?

О, мой народ, когда в твоих объятьях, Качаясь, как младенец в колыбели, Я впитывал твой дух…

— Папа, смотри! — воскликнул ребенок. — Совсем как у нас!

Я посмотрел. И в самом деле — под столом стояла бутылка из-под водки.

— Маляры оставили после ремонта, — объяснил экскурсовод. — К экспозиции это не относится.

В тот самый момент я заметил, что у писателя на лысине написано: «Я здесь был. Казик».

Наверное он делал заметки, даже когда под рукой не было бумаги, — подумал я. — Истинный писатель. Но что там такое ниже?

А ниже на лысине писателя была другая заметка:

«Ну и что с того, ты, дерьмо?» И подпись: «Друг Литературы».

Наверное, это уже не он написал, — подумал я. — Какой-то другой почерк.

Я осмотрелся. Ребенок был занят открыванием ящика письменного стола, а экскурсовод пытался этого не допустить. Женщина тем временем фотографировала, а остальные спорили о том, какая это квартира — собственная или снятая. Экскурсовод не мог ничего объяснить, потому что гонялся за моим ребенком, который катался по полу, натертому до блеска, как обычно в музеях. Я достал авторучку и написал под «Другом Литературы»:

«Пропала собака. Нашедшему гарантируется вознаграждение…»

В этот музей приходит много народа, и каждый прочтет. Может, собака и найдется.

1990–1993

Жизнь и мысли

Бродя среди руин заброшенного театра, я оказался в помещении, которое некогда было, наверное, артистической гардеробной. Растрескавшееся зеркало и старый парик в углу, столик на трех ногах. А куда девалась четвертая? Этого мы уже никогда не узнаем. В ящике столика я нашел пустую коробку и тетрадь, на ее обложке старательно, хоть и не слишком каллиграфически, было выведено: