Читать «Дневник возвращения. Рассказы (сборник)» онлайн - страница 26

Ответ я ему дал уклончивый.

Лопата

Краков, февраль 1997.

Дом и сад моего друга соседствуют с другим садом и домом, а в том соседском саду торчит в земле лопата.

Это не заслуживало бы внимания, если бы не то обстоятельство, что лопата торчит в случайном месте, на пути откуда-то куда-то, ни с того ни с сего, ни к селу ни к городу. Ее хозяин просто воткнул ее где попало в тот момент, когда она была ему уже не нужна, вместо того, чтобы отнести ее на свое место, допустим — в кладовую с инвентарем.

И все же в этом не было бы ничего чрезвычайного, если бы не тот факт, что вскоре исполнится год, как он воткнул ее так и оставил.

Мой друг наблюдает за лопатой через окно, и ему интересно, что с ней будет дальше. Исчезнет ли она когда-нибудь, чтобы больше не появляться? Исчезнет ли, чтобы появиться вновь, будучи брошенной в каком-нибудь другом месте? Если да, то надолго ли? А может, спустя годы истлеет ее черенок, и лопата упадет на свое металлическое лицо, чтобы, лежа в зарослях сорняков, проржаветь окончательно?

Наверняка ему известно только одно: что бы ни случилось, его сосед не перестанет быть недодельником. То есть человеком, который ничего не доделывает до конца. Недодельник происходит от бездельника, это бездельник, который по каким-то причинам что-то все же делает. Однако вред им наносимый может оказаться больше, чем вред от бездельника, а этически и эстетически он даже отвратительнее бездельника. Бездельник есть бездельник, он ничего не делает и все тут, он паразитирует, так сказать, с поднятым забралом, не притворяясь. Известно, что положиться на него нельзя, — и с этим все ясно. Никто не сядет в автомобиль, если его кузов существует отдельно от колес. Зато недоделки недодельника могут иметь роковые последствия. Недодельник, он, пожалуйста, — колесо поставит, но болты как следует не прикрутит. Чего же стоит такое прикручивание?

Из этого проистекают и об этом свидетельствуют всеобщая грязь и неряшество. Мой друг, который не переносит неряшества, терпит дом и хозяйство соседа, грязное и неряшливое, с чувством бессилия. За своим забором каждый сам себе хозяин, а подобных хозяев большинство. Если бы не это, грязь не была бы видна повсеместно. Происходит это из-за того, что недоделки в Польше — явление естественное. Утешает меня лишь наблюдение, что в некоторых провинциях, городах и кварталах оно все же менее естественно.

Капризы настроения

Краков, 3 марта 1997.

Я принадлежу к людям, которым в жизни мешают их собственные настроения. А их невозможно предугадать. Весна, лето, осень и зима не чередуются в установленном порядке, но зависят от жеребьевки. Бывает по пять зим подряд, а потом выскакивает лето, или зима наступает после весны. Ничего предвидеть нельзя.

В Польше я ни у кого особого удивления не вызываю, наверное, потому, что все мы здесь друг на друга похожи. Не знаю другого народа, настолько зависящего от своего психического состояния. Француз бывает капризен, но в общественной жизни соблюдает нормы и формы, давая себе волю только в политике. Слишком интеллигентный, чтобы не заскучать от рутины, он периодически устраивает себе революции или на худой конец всеобщую забастовку. Наверняка существуют рациональные поводы для подобных общественных аномалий, которые потом анализируют политологи и экономисты, но французы сами признают, что руководит ими нетерпение и дурное настроение. И все же есть в этом смысле принципиальная разница между ними и нами. Дело в том, что после такой разрядки они молниеносно возвращаются к порядку и дисциплине. Убирают разбитое стекло, и уже назавтра от анархии не остается и следа.