Читать «Дневник возвращения. Рассказы (сборник)» онлайн - страница 23

Стало быть, все это происходило еще перед 22 июня, когда в четыре утра немцы нанесли удар по России. Потом мы ходили на поля в сторону Сана, чтобы послушать грохот, который доносился с большевистской стороны, но продолжалось это совсем недолго, сразу же пошло на восток и утихло. Это были весьма волнующие прогулки.

А пиво в кружках я проносил через двор от пана… но как же звали того пана, хозяина пивной, расположенной по соседству? Терпкий, хмелевой, тогда еще таинственный запах того пива… но, стоп! Описывать мою Польшу — сизифов труд, и лучше остановиться.

Хотя именно здесь следовало бы вернуться к тому бару в гостинице «Бристоль», не из-за того, что вспомнилось пиво, а потому, что глядя тогда на огоньки Праги и сквозь них на… Нет, сегодня уже не смогу продолжать, окончу через неделю.

Ранчо Ля Эпифания, 16 июля 1996.

Вчера, 15 июля, в понедельник, около четырех тридцати пополудни, когда я переписывал на компьютере предыдущий фрагмент Дневника возвращения, закачалась башня, и одновременно я услышал грохот, но какой-то глухой, потому что подземный.

Я сохранил текст, вышел из Word’а и Windows’а, выключил компьютер и отключил его от сети. Сбежав вниз, обесточил всю башню двумя рубильниками. Когда я очутился за воротами ранчо, то увидел, что теперь башня стоит немного криво, хотя ставил я ее вертикально. Вполне возможно, что так она стоит уже довольно давно, а заметил я это только сейчас, поскольку редко вижу ее с этой стороны и с такого расстояния. Башня стоит криво, как большинство стен в Мексике, что прежде я приписывал небрежности строителей.

Мое желание вернуться в Краков значительно усилилось. После этого вступления вернемся к Дневнику.

Будет это продолжением написанного вчера, а говорилось там о приятеле, который сказал в баре гостиницы «Бристоль», стоящей на склоне, откуда открывается вид на правобережную Варшаву:

— Там начинается Азия. Наш бар — последняя рыцарская застава на этом рубеже.

Что-то есть в этих его словах, правда, только для тех, кто родом с Краковщины, как я. К тому же, чтобы понять слово «рубеж» в том особом его значении, какое подразумевал мой приятель, нужно было родиться перед войной. И необязательно вблизи от восточных рубежей. Вильно, Львов, Волынь были для нашего поколения в Краковском воеводстве в большей степени Польшей, чем Силезия и Познаньское воеводство, хотя я, например, ни Вильно, ни Львова в глаза не видел — еще не успел. Ведь где разворачиваются события в Потопе и в Огнем и мечом, где гарцевал Пан Володыёвский? Отчасти и в Ченстохове, но прежде всего на Жмуди, на Руси и Украине. Национальной фантазии было вольготнее на востоке, чем на западе.