Читать «Диакон и смерть» онлайн - страница 10

- Сшей... мне... сапоги!

И враз проснулся. Он лежал в темноте с открытыми глазами, а голос и слова эти всё еще звучали в его ушах. Внезапно от вскочил, оживленный и веселый... как всё это раньше не пришло ему в голову? Теперь он знал, что ему делать. Он на цыпочках прокрался к дьяконице; та спала, тяжело дыша, и во сне стонала.

- Спи, спи, старуха, во славу Божию! - шептал он, посмеиваясь и потирая руки.

Еще утро не брезжило. Дьякон поставил самовар и предался чаепитию на дворовом крыльце, мечтая и смотря на небо, которое делалось постепенно светлее, - звезды на нем гасли, и восток уже алел.

С нетерпением дождавшись полдня и ничего не говоря дьяконице, дьякон направился к Масленникову.

Дом Масленникова ширился и высился в самом центре деревни - большой, неуклюжий, черный, как лицо трубочиста, с маленькими окнами, придававшими ему выражение хитрости, лукавства и в то же время какой-то застывшей, тяжелой мысли. Широкая, грязная завалинка, как голенище сапога не по ноге, и далеко свесившаяся за стены, прогнившая деревянная крыша, похожая на помятую широкополую шляпу, придавали дому вид низкорослого, но широкого в плечах разбойника, орудие которого - топор, знак пожарной повинности - было изображено густой черной краской на углу дома. Хотя дом этот строил еще дед Масленникова, но сам Масленников был образом и подобием

своего дома. Широкий, неуклюжий, волосатым и загорелый до черноты, он лежал в просторной темной горнице на трех составленных вместе и прикрытых овчинами лавках, тяжело, трудно хрипел, но взглянул на вошедшего дьякона зоркими, очень хитрыми и от боли злыми глазами.

- Здоровеньки будьте, Микита Евстигнеевич, - сказал дьякон, покрестившись на иконы и подходя к хозяину.

Тот с трудом протянул волосатую лапу.

- Здравствуй, дьякон, здравствуй!

Но смотрел подозрительно.

- Чего пришел?

- Проведать, Евстигнеевич... дело-то соседское.

- Ну, садись!

Он молчал и смотрел на дьякона.

Он дышал так хрипло, медленно и тяжело, что напоминал дьякону умирающего механического турка, Осман-пашу, которого дьякон видел в городе в паноптикуме. Масленников положил руку на живот и слегка гладил его.

- Грызь... замучила грызь, дьякон! За что Господь наказал?!

И Масленников стал роптать и жаловаться на Бога, который наказал его, неведомо за что. Потом он стал жаловаться на мужичишск, отбившихся от рук, на бабу, которая ничего не смыслит в делах, - "четать-песать" не умеет... а пора-то страдная: долги собирать надо по распискам, учет надо делать, на полях за работой следить. А мужичишки кричат: - "куды ему... всё равно сдохнет". И смеются и радуются, подлецы! Бывало: - "Микита Евстигнеич, Микита Евстигнеич"... Толпой ходят, за кафтан хватают: - "благодетель наш!". А теперь хоть бы кто нос показал, хоть бы рожу кто в окно всунул: - дескать, как ты, Микита Евстигненч? Один лежит Микита Евстигнсич... день и ночь... сну нет. Баба на полях разрывается... А ночью песня мимо дома. Все одно поют: "помер, помер наш Антошка, прихожу я, - гроб на ножках!" Хоронят, подлецы, живого в гроб кладут. А Васька Голощапов, пьяница, у которого он весной избу-то отобрал за долг, вставил образину свою в окно и злорадно спрашивает: