Читать «Дети лихолетья» онлайн - страница 8

— Ни крови своей, ни жизни не пожалеем мы за Родину нашу и за них вот, — оратор посмотрел на Шурку и Вовку. — За детей наших!

Затем слез с подоконника красноармеец, который шутя назвал ребят «истребителями», сказал:

— Я уничтожил десять немецких танков и не одну сотню фрицев. Пока жив, буду их бить. А проживу я еще долго назло Гитлеру. В танке я горел огнем, да вот не сгорел. И не сгорю, не сгорю до полной нашей победы над фашистами!

Его глаза из-под бинтов смотрели сурово и гневно. Шурке даже не верилось, что этот танкист несколько минут назад шутил и смеялся. Он с уважением смотрел на него, на орден Красного Знамени и орден Красной Звезды, привинченные к больничному халату танкиста.

После митинга в этой же палате был концерт. Выступали со сцены, заставленной койками. Звучали песни «Синий платочек», «Темная ночь» и довоенные, мирные: «На закате ходит парень», «Ой вы кони, вы кони стальные…». Громкий смех вызвала сценка изображения Гитлера. Красноармеец, весь забинтованный, на костылях, был очень похож на фюрера.

— Где моя армия? — визжал он. — Какой я дурак, что полез воевать против русских.

Потом зрители попросили выступить братьев. Вовка смело поднялся на сцену, спел песню о «Варяге». Шурка прочитал стихотворение Константина Симонова «Родина». Красноармейцы им дружно аплодировали.

На улице уже было темно, когда они с мамой возвращались домой. Вовка нес в руках банку мясных консервов. От имени раненых этот «приз» вручал им тот самый танкист.

— Это вам, хлопцы, за хорошее выступление. Сегодня праздник. А какой праздник без подарка.

…Шли в молчании. Шурка первый нарушил его:

— Мам, а когда мы в Сталинград поедем?

— Наверное, скоро.

— Вот я что придумал, — произнес задумчиво Вовка. — Давайте эту банку сохраним до папиного приезда. Он приедет, тогда и откроем.

— Давайте! — воскликнул Шурка. — Сохраним, мам?

— Если вы так решили, пусть будет по-вашему, — согласилась она, улыбнулась, притягивая к себе детей.

Отъезд

Евгения Михайловна ошиблась. День отъезда настал не скоро. В долгом ожидании прошел февраль, кончился март, а Игнатьевы всё жили в степном заволжском селе.

Стало тепло. Продуваемая ветрами степь быстро сохла. Шурка вопросительно поглядывал на мать, а Вовка нетерпеливо все спрашивал:

— Мам, ну когда же домой мы поедем? Говорила скоро…

— Потерпите еще немного, дети.

…Однажды, в первых числах апреля, к Игнатьевым прибежал Мишка Зюзин.

— Здравствуйте! — крикнул он, чуть ли не с порога. — Мы едем домой!

— На чем поедете? — поинтересовался Шурка.

— На машине. На попутной. Должна сейчас подойти. Мы уже вещи собрали. Ну, я побежал.

— Подожди! — остановил его Вовка. — Я с тобой пойду. Провожу.

Шурка тоже пошел смотреть, как будут уезжать Зюзины.

— Папа прислал с машиной посылку и письмо, — рассказывал Мишка дорогой. — Он теперь будет работать в Сталинграде, в каком-то продснабе. Хлеба белого прислал. Ну, знаете, какой до войны был? Вкусный-вкусный! Он написал, что наш дом сгорел. Жить пока будем не в самом Сталинграде, а в Бекетовке.