Читать «Деревенская трагедия» онлайн - страница 40

Маргарет Вудс

– Да…. да… но, – с трудом проговорила Анна, сдерживая рыдания, – я расскажу тебе, как все это было. Тут ничего не было дурного, уверяю тебя, ничего.

– А я говорю тебе, что это весьма и весьма дурно.

Вслед за этими словами он направился большими шагами к выходной двери, покрывая её слабые попытки объясниться стуком своих тяжелых сапогов, с размахом широко раскрыл дверь, затем вернулся назад и сказал, указывая рукой на двор:

– Вот твоя дорога. Вон отсюда!..Кроме позора, ты ничего в этот дом не внесла, с позором и уходи отсюда.

Он взял ее за плечи и спокойно, но неумолимо и твердо повел к двери.

– Дядя! дядя! – и голос Анны оборвался, – она задыхалась; когда же он дотащил ее до порога, она с отчаянием и заливаясь слезами уцепилась обеими руками за открытый ворот его сюртука и раздирающим душу голосом стала молить о пощаде: – Я – честная девушка, клянусь тебе в этом! Выслушай, только выслушай меня! Не гони меня, не дав мне возможности сказать тебе всего!

– Напрасно ты говоришь, будто я не дал тебе возможности сказать все, что нужно, – отвечал он строгим голосом. – Я спрашивал тебя ясно и отчетливо обо всем, что мне нужно было знать, и ты мне на все ответила так же ясно и отчетливо. После этого никакие слова с твоей стороны уже не могут изменить моего мнения о тебе.

Джес, между тем, после нескольких неудачных попыток вставить свое слово, наконец, проговорил, заикаясь:

– Мистер Понтин, я готов жениться на Анне завтра же, если только это может повлиять на ваше мнение о ней.

Фермер повернулся к нему и засмеялся обидным и грубым смехом:

– Не думаешь ли ты, что этим окажешь мне великую честь? Хороша честь, бездомного бродягу из дома призрения называть своим племянником! Поступай, как знаешь, Вильямс, для меня это безразлично. её поведение в моем доме было позорное и она в последний раз стоит на моем пороге!

Он вытолкал обоих за дверь и, возвышая голос, крикнул им вслед:

– Слышишь ты, Анна Понтин? С этого дня ты для меня не существуешь!

Анна бросилась к нему в то самое мгновение, как он изо всей силы захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь; не успев во-время отскочить, она получила сильный удар в голову и с громким воплем отчаяния упала около самой двери на железную скобку, ухватилась за нее обеими руками и, обезумев от горя, начала ее трясти. Ей казалось невозможным, немыслимым быть выброшенною таким образом из жизни, так внезапно, без всякого приготовления и в один миг превратиться в никому ненужное, брошенное существо. Все это казалось ей, конечно, ничем иным, как уродливым кошмаром, который должен рассеяться через несколько минут. Она винила себя за то, что не сумела иначе ответить на вопросы дяди, – не сумела выяснить ему всю правду. Джес подошел и приподнял ее; она начала снова громко звать: «Дядя! дядя! выслушай меня!» – и при этом стала биться руками и локтями об дверь. Джес направился к воротам, оглядываясь кругом и обдумывая все события с своею обычною медлительностью. Когда он опять взглянул на Анну, она стояла и плакала на узкой вымощенной тропинке, говорила что-то про себя и машинально обтирала кровь с пальцев и рук, которые бессознательно сама же поранила о железные скобки старой двери.