Читать «День длиною в 10 лет» онлайн - страница 4

К чему я такую беседу развёл? Какова мораль? «Не садитесь, детки, в тюрьму!..» — не только это. Создаётся колоссальный разрыв между «тем» и «этим» миром. И порой преодолеть этот разрыв удаётся не всякому желающему, обрести наконец покой и нормальную жизнь. Живём в одно время, можно сказать, почти бок о бок друг с другом, но совершенно по-разному. Узнавая об изменениях, происходящих на свободе, я, ей-богу, чувствую себя здесь неандертальцем!

Глава 2. Подневольный подъём

Ужасный до омерзения звонок пронзительным буравчиком врезался в оболочку моего подсознания и заставил моё «Я» вновь вернуться из сказочной страны грёз в унылый, опостылевший, пугающий своей чуждостью мир. В мир, где жесточайшее уныние граничит с отчаянным весельем, любовь к неодушевлённому — с ненавистью к ближнему.

Самая, наверно, тяжкая мука для любого заключённого — подневольный подъем. По крайней мере, это было мукой в данный момент для меня. Немыслимо даже вообразить, что за триста шестьдесят пять дней в году подневольный испытывает это ощущение ровно триста шестьдесят пять раз. Причём для большинства это продолжается не год, не три и не пять.

Однако подъём! Нужно встать, заправить до проверки кровать, чтобы после неё обратно в отряд больше не возвращаться. Открываю глаза, где-то посередине груди щемящее чувство страха, тревоги и озлобленности на всё вокруг. Я упорно не хочу подниматься, глаза сами собой закрываются.

Сейчас бы натянуть на голову одеяло, свернуться эмбрионом и обратно в страну грёз, пока дверь туда окончательно не захлопнулась. Но этот дикий неприручаемый пёс-страх уже караулит меня возле заветной дверцы и его оскал вгоняет в меня тревогу. Усилием воли я открываю глаза, разгоняю дымку перед глазами, усиленно хлопая ресницами.

Какой страх? Чего, в моем, откровенно говоря, и так незавидном положении можно бояться? Да в том-то и вся «чудаковатость» ситуации: чем больше я теряю, тем сильнее боюсь потерять ещё больше. Тревога, что из-за своей расслабленности я окажусь в более худшем положении. Хотя куда хуже? В этом смысле гораздо спокойнее не выделяться из толпы, из общей массы таких же, как и я зеков, заключённых. Лишнее замечание, рапорт от администрации ничего хорошего не принесёт в этой жизни — только проблемы, а я их не хочу.

Быстро скидываю одеяло, подушку, простыню, распрямляю матрас, заправляю простыню, сверху одеяло и ещё одну простыню — заправка «набело» — закидываю и прихлопываю подушку — всё, готово! Натягиваю брюки и куртку, «феску» на голову, ноги в ботинки и вон из секции. Пока иду, охватываю взглядом отряд. Люди ещё ходят туда — сюда, значит не последний — и слава Богу!

Выскакиваю на улицу — солнца нет, небо пасмурно и предатель ветер. Что же, в самом деле, за наказание такое!? В этом году ещё лето не видели — то дождь, то ветер. Всю зиму мечтаешь, что летом, наконец, отогреешься — фиг там, вернее, тут! Ещё какое настроение по утрам — не прибить бы кого по неосторожности.

Ага, вот и голос по радиорупору сухим треском объявляет проверку: «Внимание, объявляется проверка. Старшим дневальным построить отряды в локальных участках». И всегда одно и то же — тоска! Люди строятся в шеренги и смолят, смолят. Не покурить между подъёмом и поверкой — это как чего—то недополучить. Покурить — это пайка положняковая! Покурил — и можно стоять.