Читать «Декамерон шпионов. Записки сладострастника» онлайн - страница 270

— А разве наши славные силовики — не писатели? Многие даже члены Союза советских писателей, царствие ему небесное! Чем отличатся честный донос от какой-нибудь заумной, толстенной монографии о ритме и метре в поэзии? Коротко и ясно! Никакой болтовни! Разве вы сами, Мисаил, не строчили всю жизнь прекрасные донесения, отчеты, ориентировки? Я почувствовал гордость за ведомство, которое одинаково эффективно могло работать при любой общественной системе. «Гвозди бы делать из этих людей!» — писал поэт, прежде чем пустить себе пулю в лоб.

— Володе мягко намекните, чтобы он больше не писал, — заметил Юрий Владимирович, — это нескромно и раздражает других. У Сократа, например, еле-еле наберется на один том.

— А где же представители героической, вечно страдающей русской интеллигенции? — спросил я. — Гордость нашей литературы? Прорабы перестройки?

— Их рассосали по другим кругам… не спешите… — отозвался Учитель. — В Аду вообще нет строгого распределения по кругам, тут нет номенклатуры, как у нас в партии и ныне в «Единой России», иногда одна душа мучится сразу в нескольких… И вообще Данте все напутал.

Тут я начал понимать, что времена перемешались, прошлое, настоящее и будущее соединились в одно целое. Мы начали спускаться на второй круг. Публика там была повеселее — сладострастники! У входа нас ожидал судья Преисподней, греческий полубог Минос, который обвивал каждого своим змеиным хвостом, определяя номер круга. Собственно, народу тут нашего набилось, как в бане! Почти все ответственные товарищи из правительства и президентской администрации, непозволительно называть их персонально, у нас разрешают упоминать только иностранцев вроде Маты Хари, Казановы или жертвы озверевших феминисток продюсера Вайнштейна.

Тут я увидел голых Кеннеди и Клинтона, которых зацеловывали обмазанные медом девицы. Оба президента были пьяны в доску, развязная толстая дама с утиными лапами, похожая на Хиллари Клинтон, щекотала каждому язык страусиным пером, помогая им освободиться от выпитого и съеденного. Но самое интересное, что вместо раба, как это было принято в древне-римских вомиториях, медный таз держал бывший министр Андрюша Козырев. Тут я вдруг услышал не очень приятный голос и увидел рядом с собой кудрявого человека. Боже мой, это был сам Александр Сергеевич Пушкин, чуть навеселе и с гусиным пером в руке.

— Незнакомый ни с Европой, ни с родною стороной, он берет свинцовой zopoj и чугунной головой! — кричал он задиристо.

— Во-первых, не читайте чужие стихи, Сашок, у вас и своей муры хватает, — обрезал его Учитель. — Во-вторых, сейчас в стране годы примирения и стабильности, не разжигайте политических страстей, вы же не в «Завтра» и не на «Эхе» работаете!

Мы сделали несколько шагов — опять родные лица, казалось, что я попал на прием в Кремлевском дворце, всех я знал и с большинством даже выпивал: и почтенные думцы, и ребята из охраны и администрации, и члены правительства, и снова те генералы, коих я лицезрел в круге первом. Боже мой, оказывается, все мы, грешные, сладострастники! Были там и Клеопатра, и Елена Прекрасная, и Ахилл, и даже скромные Паоло и Франческа, предававшиеся страсти во время чтения невинной книги о рыцаре Ланселоте. Оказывается, рассасывают, это интересно.