Читать «Декамерон шпионов. Записки сладострастника» онлайн - страница 13
Михаил Петрович Любимов
Обсуждали мы, как говорится, кадровые проблемы. Много звучных имен прошло через нас, и большинство заняли свою нишу в операции. Смешно, Джованни, но те имена, которые пробуждали народ, словно звук горна (вроде Попова, Станкевича или Артема Тарасова), ныне забыты или почти забыты. Многих уже прикончили, остальных прикончит история. Забвение поглотит всех. Впрочем, так бывало во все века. Разве во Флоренции кто-нибудь ныне помнит грозного в твои времена Угуччоне делла Фаджиолу, сперва завладевшего Пизой, а затем Луккой, куда его впустила гиббелинская партия? А кто знает имя Готье, герцога Афинского, деяния которого ты переживал в своем родном городе, или поддерживающие его пополанские семьи Перуцци, Аччаюоли, Антеллези и Буонаккроси? Все мы, даже самые великие из нас, — лишь факиры на час, Джованни, и не надо обольщаться ни своим могуществом, ни гениальностью, время все превращает в прах, и нет ничего слаще сиюминутной жизни.
Прости мне это грустное отступление, но оно вызвано воспоминаниями о поисках кандидатуры на место лидера первого этапа (Учитель уже предчувствовал свою кончину). Ищущий взор его остановился тогда на единственном члене политбюро, еще не растерявшем мозги и не выпавшем в осадок от недугов, — на Михаиле Рулевом, прошедшем славный путь в Ставропольском крае: от трактора до сановного кабинета. Заметь, Джованни, что в моей стране существует пристрастие столицы к провинции, причем самой захолустной: Владимир Неистовый — из затрапезного Симбирска, Иосиф Грозный — из беднейшего села Гори на Кавказе, Никита Беспокойный — из загаженной деревни на Украине, Леонид Стабильный — из весьма занюханного Днепропетровска… Правда, нынешний ВВ из Питера, но это как бы намек на империю Петра Великого. Чем объяснить этот феномен? Почему? Нет ответа.
Михаил Сергеевич считался мастером закулисья, хотя многим он казался излишне многоречивым и несколько нерешительным, о чем я не преминул заметить Юрию Владимировичу.
— А разве многоречивость мешала Цицерону? — возразил Учитель. — Разве она не укрепляла его политическую популярность? Да что Цицерон, возьмите нашего Ильича (так трудящиеся называли Владимира Неистового, они, дураки, не читали его записочки своим комиссарам, где только «повесить!» и «расстрелять!»). За свои недолгие годы он наговорил и написал с три короба, куда Цицерону до него! Так что все это только на пользу. Правда, Михаил иногда любит блеснуть эрудицией, и один раз на политбюро даже спутал consensus с coitus, но ведь это мелочи! Верно: он не отличается решительностью, но для первого этапа это то, что надо: корабль помчится без руля и без ветрил прямо к рифам! К тому же он всегда прекрасно одет, у него превосходные манеры, хотя он любит «тыкать». Но у нас к этому привыкли и даже обижаются, когда генсеки излишне вежливы. В международных делах это не повредит — ведь в английском языке «ты» попросту не существует, так что эта бесспорная слабость никак не скажется на наших отношениях с главными партнерами.