Читать «Дегустаторши» онлайн - страница 137

Розелла Посторино

Наконец, не поднимаясь с места, я помочилась. Теплый ручеек немного успокоил меня. Теперь лужа будет расползаться по полу, пока не доберется до других пассажиров – хотя нет, ящики наверняка перекроют ей путь. Скорее всего, мои попутчики учуют запах, но сочтут, что он идет из какого-нибудь баула: кто знает, что там внутри – может, дезинфицирующие средства?

И я снова уснула, даже не вытерев бедер.

Плач был безудержным и отчаянным. Я открыла глаза, но снова увидела лишь темноту. Плакал ребенок. Теряясь в грохоте идущего поезда, эти рыдания время от времени заглушались материнской грудью: наверное, мать прижимала младенца к себе, пытаясь покормить, а невидимый за ящиками отец без устали бормотал: «Ну что ты, хватит уже, хватит плакать, ты что, голодный?» – но тот не унимался. Колеса мерно громыхали, поезд качало. Я потихоньку вытащила из чемодана одеяло и набросила на плечи. Где мы, сколько часов я спала? Живот подводило, но приниматься за еду не было желания, и тело, защищая себя, снова и снова погружало сознание в вязкое забытье. Плач ребенка, проникая сквозь мою скорлупу, становился неразборчивым эхом, подсознательной игрой воображения. И даже начав петь, я поначалу не узнавала собственный голос: все это – погружение в сон, хождения под себя, чувство голода без попыток поесть – казалось мне некоей преджизнью без начала и конца.

Я затянула ту же песню, что пела для Урсулы в гостях у Хайке, а потом для Альберта в сарае – ту, которой научил меня отец. В кромешной темноте, под плач ребенка и надрывные стоны поезда, я вновь и вновь обращалась к лису, укравшему гуся, предупреждая, что охотник может отправить его прямо в рай. Я пела, не видя ошеломленных лиц попутчиков. «Кто это, черт возьми?» – воскликнул отец, но я его не слышала, а мать снова пихнула ребенку грудь и погладила его по голове. «Дорогой мой лисенок, тебе ведь не нужен жареный гусь, – пела я, – хватит и мыши», и ребенок перестал плакать, но я все равно допела до конца. «Пой со мной, Урсула, ты же знаешь слова», – повторяла я под одеялом, и ребенок уснул или, может, бодро хлопал глазами, забыв про рыдания: как и любой бунт против действительности, его плач был всего лишь привычным ритуалом. Теперь он, как и я, сдался, смирился.

Тогда я замолчала и принялась рыться в чемодане в поисках бутерброда.