Читать «Дегустаторши» онлайн - страница 124

В столовой нам объявили, что в понедельник фюрер уезжает: его не будет десять дней и в эти десять дней нас не ждут в казарме. Ни в ту ночь, ни позже Циглер у моего окна не появлялся. От Эльфриды вестей не было.

Поговорив с несколькими солдатами, с которыми она не переставала общаться (неизвестно, был ли среди них Хайнер: случай явно получил широкую огласку), Улла узнала, что Эрнст на каждом углу твердит: «С чего вы поверили этой дряни? Знаете, что она сделала? Отвела одну из девиц на аборт к человеку, живущему в лесу, и никто не знает, что это за человек, почему он скрывается, – может, дезертир или враг рейха?»

Об этом ему рассказала Лени, то ли хвастаясь, то ли наивно пытаясь соблазнить: должно быть, вся история показалась ей чем-то вроде приключенческого романа. Тогда она еще доверяла Эрнсту.

Циглер отправился к Хайке домой и несколько часов допрашивал ее. Когда он стал угрожать детям, та призналась: «В Герлицком лесу, у озера Тухель».

Документов у человека не оказалось, но в СД без труда выяснили, что он был одним из тех врачей-евреев, кто попал под запрет на профессию; и как ему только удавалось сводить концы с концами? Эльфрида знала его всю жизнь: это был ее отец.

Мать, чистокровная немка, хотела с ним развестись, но Эльфрида, еврейка-полукровка, от отца отказываться не стала, хотя и не жила с ним. Несколько лет назад, еще в Данциге, одна женщина, дружившая с их семьей, отдала Эльфриде свое удостоверение личности. С помощью пятновыводителя они удалили чернила, затем переписали дату рождения, заменили фотографию, кисточкой дорисовали круг вокруг свастики и крылья орлу. Так Эдна Копфштейн стала Эльфридой Кун.

Целый год ей удавалось водить эсэсовцев за нос. Враг жил у них в доме, и Эльфриду каждый день от души кормили завтраками, обедами и ужинами в полной уверенности, что она – одна из них.

Должно быть, она жила в постоянной тревоге, расплачиваясь за каждый глоток страхом разоблачения, за каждый рейс автобуса – чувством вины перед теми, кого навсегда увезли на поезде, теми, кто оказался недостаточно хитер, кто слишком плохо умел лгать: это ведь не каждому дается.

Может, после войны она вновь взяла бы свое имя, восстановила документы и потом долго вспоминала бы о благородстве своих спасителей во время войны. Конечно, те страшные годы являлись бы ей в ночных кошмарах, и, чтобы прогнать их, она рассказывала бы об этом внукам за ханукальным столом – хотя нет, наверное, молчала бы, как и я.

И если бы она не попала на эту службу, то, может, осталась бы жива. Но Эльфриду отправили в лагерь вместе с отцом.

Об этом мне рассказала Герта, наслушавшись рассказов у колодца, в очереди за водой: история еврейки, которой удалось обмануть нацистов, мигом облетела всю деревню. Выходит, в Гросс-Парче, в Растенбурге, в Краузендорфе все это время знали о нас и о нашей работе?

«Депортировали», – подтвердила Герта, не ставшая на этот раз закусывать верхнюю губу и поэтому в кои-то веки походившая не на черепаху, а на отчаявшуюся мать. В ее жизни уже случилось большое несчастье, потеря Грегора, и на сочувствие просто не осталось сил.