Читать «Двое и война» онлайн - страница 78

Слушаю, радуюсь и удивляюсь: откуда в нем зрелость и даже мудрость? Или опыт и знания родителей переселяются в детей и взрослым надо лишь заметить и не затоптать в ребенке эти ростки?

А Шурик вдруг усмехается:

— И чего разоткровенничался? Простите…

— Ну что ты, Шурик!

— В общем-то я и не говорун. Но вот… мне почему-то не безразлично… почему-то захотелось… сказать вам…

— Это хорошо, Шурик! — говорю я и вновь чувствую неловкость. «Это хорошо, Шурик!» «Ну что ты, Шурик!» «Как ты живешь, Шурик?» И это все, что могу я сказать твоему сыну?

Поезд мчится навстречу трубам и строениям, выплывающим из сизой утренней мглы. Высокое выцветшее небо с редкими белыми облаками качается над нами в такт покачиваниям вагона.

— Вот я и приехал, — задумчиво произносит Шурик.

У меня перехватывает дыхание. Увижу ли я еще когда-нибудь твоего сына? Расскажу ли ему о тебе? Может, пока не поздно, следует рассказать сейчас, сию минуту? А поезд несется вперед стремительно, и некогда поразмыслить, подумать. Нет уж, пусть все останется так, как было…

— Ты едешь домой, Шурик? — спрашиваю я.

— Нет. В часть, — отвечает он.

«Откуда ты едешь, Шурик?» — хочу спросить я, но боюсь. Боюсь, что однажды, когда потянет нестерпимо, я могу поехать в тот город и разыскать его, твоего сына, так похожего на тебя. Прошлое потому и прошлое, что ушло безвозвратно. И все-таки как хорошо, что хоть ненадолго окунулась я в нашу с тобой юность! А еще ругала этот обшарпанный пассажирский поезд… Я протягиваю руку, улыбаюсь вымученно. Только бы не заплакать!.. Шурик задерживает мою руку в своей. Говорит:

— Будьте счастливы!

Поезд останавливается. Шурик спрыгивает с подножки вагона.

— А все-таки вы наша знакомая! — кричит он, отойдя на несколько шагов. — Я хотя и смутно, но помню ваше лицо!

Он долго машет рукой. Ласковый паренек. Уже солдат…

Гляжу в ту сторону, куда пошел Шурик, и по лицу моему текут слезы. Пассажиры ворчат — я стою в узком тамбуре у выхода, на самой дороге. Кто-то наступает мне на ногу, кто-то ударяет по ногам чемоданом.

— Гражданка, сойдите на перрон! — требует проводница. — Или войдите в вагон!

— Да, да, сейчас… я сейчас.

Пробираюсь на свое место и думаю о тебе. Все-таки это несправедливо, что сын ничего не знает о боевых делах отца. А я знаю и вот не решилась рассказать. Почему? Ведь любовь существует везде, где есть молодость. А я любила тебя еще в «гражданке», еще до войны. Боже, как давно это было! И на войне, где смерть постоянно угрожает жизни, где в человеке высвечиваются самые тайные уголки сердца и души, где он познает настоящую цену себе и тем, кто рядом, — тоже любила. «Нет, это хорошо, что я ничего не сказала Шурику, — противореча себе, решаю я. — Пусть его память о тебе будет светлой и чистой. У меня же своя память…»