Читать «Двое и война» онлайн - страница 113

Случается, кто-то из этих легендарных людей умирает на моих руках. Мои слезы и мои ласковые слова — последнее, что он видит и слышит. И всякий раз при этом я, девчонка, невольно чувствую себя так, как, наверное, чувствует мать, уловившая последний вздох сына и собственной рукой закрывшая его глаза.

Родные, милые, славные, отважные мои ребята! Сколько бесценного могла бы я рассказать о вас вашим матерям, невестам, женам! И о тех, кто погибли в севастопольских боях. И о тех, кто лежат сейчас в окопах и траншеях и вглядываются в белый полумрак, охраняя нас, выстроившихся в заснеженном плоском овраге, сказочном от лунного сияния и искрящегося в нем заиндевевшего кустарника.

Мы выстроились для получения наград, в которых, может быть, самое дорогое и волнующее слово — «правительственные». Оно, это слово, связывает нас с Большой землей, заставляет думать, что о нас знают, нас помнят. Оно прибавляет сил и решимости драться до конца. До конца — это значит насмерть. Другого исхода нет, мы это знаем. А ты, где ты? Конечно же далеко, иначе я бы услышала твое имя. Мы все теперь здесь как родные и знаем имена командиров многих частей и подразделений не только своего сектора, но и всех других: встречаем их в газетах, даже в сводках Совинформбюро, слышим в рассказах политработников. Да и молвой земля полнится.

— Ох и дали сегодня фрицам перцу гусаровцы! — скажет кто-нибудь, пришедший из штаба дивизии, и все потянутся к нему.

— Ну-ка, расскажите-ка…

О незнакомом Гусарове и его моряках мы знаем не меньше, хотя разделяет нас значительное расстояние, чем о командирах и бойцах двух других полков нашей стрелковой дивизии, которые всегда на виду. Ты тоже, я уверена, воюешь как надо, и, будь ты под Севастополем, я, конечно, не раз за время обороны услышала бы твое имя.

Атаки, бомбежки, орудийные и минометные обстрелы — шквал огня — с утра до ночи. Напор фашистов все яростнее. Траншеи в течение суток по нескольку раз переходят из рук в руки. Число раненых увеличивается. Мне помогают двое матросов, и все равно мы не справляемся. А вражеские атаки следуют одна за другой. Вот опять идут танки…

Раненый, которому я перевязываю голову, отодвигает меня в сторону, встает, подымается в полный рост, не глядя вытаскивает из-за пояса гранату и направляется навстречу танку. Он пригнулся, напрягся, словно охотник, идущий на разъяренного зверя, и так же, как охотник, не отрывает взгляда от танка. А танк приближается, приближается, грохочет, ревет, лязгает сталью, оглушает, страшит.

«Только бы успел, только бы не упал!» — думаю я о раненом.

Резкий, стремительный взмах руки. Удар, взрыв! Пушка танка, повернутая вправо, вниз, так и не успевает выстрелить. Стальная махина, дрогнув, замирает на месте, окутывается густым черным дымом. Шинель человека, которого я только что перевязывала, лежит у моих ног. Успел…