Читать «Дальневосточные соседи» онлайн - страница 185

Мы жили на углу Фонтанки и Измайловского в отдельной квартире, что тогда было большой редкостью. Но я дружил во дворе с мальчишками из коммуналок. Носил им из отцовской библиотеки книги вроде «Острова сокровищ» и «Графа Монте-Кристо».

Война началась через две недели после нашего выпускного вечера в седьмом классе. На фасаде школы появилась надпись: «Эта сторона улицы при артобстреле наиболее опасна». Все это было для нас, подростков, поначалу романтично. Но вот зарево гигантского пожара над Бадаевскими продовольственными складами 9 сентября дало знак, что нам грозит нечто пострашнее бомбежек и обстрелов. Началась блокада, начался массовый голод, от которого особенно пострадали мы, 15-летние мальчишки, в разгар юношеской перестройки организма. Из 24 подростков нашего класса до весны 42-го года дожило лишь семеро…

Блокада Ленинграда была страшна не только голодом. Городские многоэтажные дома превратились в ловушки, поскольку была парализована вся система коммунального хозяйства. Мы жили на шестом этаже, но остановились лифты, перестали работать водопровод и канализация, центральное отопление и электрическое освещение.

Поэтому в конце сентября мы воспользовались тем, что еще не все трамваи перестали ходить, и переехали из трехкомнатной квартиры на Фонтанке в 10-метровую комнату у тетки на Петроградской стороне. Там, во-первых, был не шестой, а второй этаж. А что еще важнее, во дворе была водоразборная колонка и не надо было ходить с ведрами на Неву.

Когда мы коротали вечера при коптилке, грея руки возле остывающей буржуйки, нашей единственной связью с внешним миром был громкоговоритель. И вот вместо привычного стука метронома мы услышали бодрый голос диктора Левитана, который возвестил, что 7 ноября 1941 года на Красной площади в Москве, как всегда, состоялся парад, а в своей речи накануне Сталин произнес фразу: «Будет и на нашей улице праздник!»

Мой отец, которому было 53 года, служил тогда в аварийно-восстановительном полку. Отец был на казарменном положении, но два раза в неделю приходил домой и приносил в противогазной сумке по три-четыре полена. Но дров не хватало. И время от времени мне приходилось ходить за ними в нашу квартиру на Фонтанке. Распилив там два-три стула, я складывал куски дерева на саночки и отправлялся в обратный путь, а это было как минимум семь-восемь километров пешком. Помню, прошагал всю Садовую до Инженерного замка и вышел на занесенное Марсово поле. Кое-где виднелись небольшие холмики, как мне показалось, покрытые снегом скамейки. На один из таких холмиков я присел отдохнуть. Почувствовав какую-то эйфорию, вспомнил песню о замерзавшем в степи ямщике. Тело мое стало клониться в сторону, я уперся рукой о холмик и вдруг увидел, что подо мной человеческая нога. Оказалось, что я сижу на занесенном снегом трупе. Почувствовав словно электрический разряд, с трудом поднялся на ноги и зашагал в сторону моста через Неву. Так погибший от голода ленинградец спас мне жизнь.