Читать «Давай пошепчемся...» онлайн - страница 7

Наталья Владимировна Самойленко

Оставив мать в морщинах на лице…

В созвездиях вечерних городов…

В созвездиях вечерних городов

На млечных поворотах узких улиц,

В туманностях бульварных островов

(Среди галактик суетных домов)

Гуляют те, что всё-таки рискнули

Очнуться и услышать звук шагов;

В плеядах тротуаров и мостов

Там, где шумит людской гудящий улей,

Найти планету, где живёт любовь,

Ту, что ещё пока не завернули

В обиды оголённых, непонятных

Неосторожных, горько-громких слов…

Холодных слов седые облака

Играет в листьях ветер одинокий.

Слезу роняет крупную роса.

Хвостом взбивают лужицу сороки,

Стрекочут, повторяя адреса

Тех мест, где ждут вестей и где скучают,

Где каждый шорох — звон колоколов,

Где аромат манящий иван-чая

И поле в кружевах из облаков.

Летят, летят трагические строки,

Пока ещё молчащие… пока…

Но гонит, гонит ветер одинокий

Холодных слов седые облака.

Перетекают звуки в чашу сердца…

Перетекают звуки в чашу сердца

И наполняют стоном, свистом ветра,

Холодным хрустом луж, трамвайным звоном,

Листвы шуршащей шёпотом зловещим,

Тоскливым скрипом форточки надрывным

И всхлипами подтаявшего снега,

Пронзительным молчанием тягучим

Тот миг, когда по чьей-то злобной воле

(Забыв о том, что столько лет любили)

Решают навсегда остаться двое —

Чужими…

Я пью из чаши осени…

Я пью из чаши осени туманы

Да с дождевою влагой листьев прель,

И серых облаков густой кисель,

Цветов последних вязкий жгучий хмель

И воздух с лёгким привкусом сметаны,

Да поцелуев сок древесно-пряный —

Любви твоей горячей карамель.

Искал седой художник красоту…

Искал седой художник красоту,

Истерзанную шрамами предательств —

Ту, что лепил последнею создатель

Для испытаний горьких. По холсту

Ложились краски. Мастер плакал. Всхлип —

Разнузданность и дерзость падшей девы.

Ещё один — и облик королевы,

И талии волнительный изгиб.

То страсти неуёмной едкий дым,

То скромности губительная нега,

То холодность нетронутого снега —

Мазок творца то нежным был, то злым.

Руками прикасаясь к полотну

Из тысяч лиц по памяти скользящих,

Встречая там чужих, не настоящих,

Пытался уловить её одну,

Найти средь сотен женщин, не звучащих,

Мелодию свою и тишину…

Ты знаешь, сынок, что у мамы на сердце осень…

Ты знаешь, сынок, что у мамы на сердце осень,

Что холодно ей, и под кожей идут дожди?

Она не расскажет, рукой утирая слёзы.

Ни слова упрёка, с улыбкой шепнёт: «Иди!»

Шагнёшь за порог, а она позади украдкой

Молитву прочтёт, перекрестит, зажжёт свечу.

И будет гореть под иконою ночь лампадка,

И ангелы тихо прижмутся к её плечу.

Дыхание, стон, даже мысли твои услышит.

Соседям прочтёт о тебе из газетных строк.

Ей нужно одно — чтобы годы бежали тише,

И ждёт она, ждёт, что вернётся домой сынок.

Утро

Вновь пробужденье утра. Бархат неба

в танцующих лучах зари рассветной.

Росы холодной мелкие монеты

дождём на землю сыплются. Предметы —

немного чётче, ярче. Солнце всюду —

обласканы поля, деревья, реки,

и озера серебряное блюдо,

и облака, что в суматошном беге,

толкают в спины белые друг друга.

Мотылёк