Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 85
Геннадий Мартович Прашкевич
«А кто герой повести?»
«Платон…» — начал я.
Но Суржиков меня прервал.
«Ну если Платон, — прервал, — тогда Дед тебя точно похвалит. Чувствуешь? Только, старик, настоящими твоими героями должны быть фирстовские девки, а не сам горбун с его непереваренными мечтами. Девки нашим читателям понятнее. Так что, совет мой тебе, опирайся на Чехова. Опирайся на Андрея Платоновича. Понадобится, обещай ему правку, любую. Пусть твои древнегреческие девки рвутся не в философию, а в комсомол. Не сидеть же им всю жизнь под горбатым самодуром».
«Ты, похоже, не понял мою рукопись».
«Да ладно, — возразил Ролик. — Все я понял. Читается твоя педагогика, не спорю, с первой строки до последней, не оторвешься, даже сердце сосет. Но у товарища Чехова — свое похмелье. Андрей Платонович привык вникать в суть событий. Нашему московскому гостю важно живое дело. А Дед? Ну что Дед? Он пропагандой ведал у белого адмирала. Не сатирические информашки писал в районную газетку, а серьезные аналитические обзоры, искал наилучший способ, как бы половчей свалить красного зверя».
Выпил махом.
«Потому теперь и пишет о патриархе Никоне».
И снова завел свою пластинку: «Надоело мне, старик. Тесно».
«А в Риге будет просторней?»
Он упрямо кивнул.
«Это почему?»
«Там кофе вкусней. Там лебеди на каналах. Приятель обещает устроить меня в республиканскую газету. Там Москва рядом, Питер…»
«А у меня — заимка…»
Он удрученно покачал головой.
«Воет одинокая волчиха на мерцанье нашего костра. Серая, не сетуй, замолчи-ка, мы пробудем только до утра…»
Перевел дыхание.
«Мы бежим, отбитые от стаи, горечь пьем из полного ковша, и душа у нас совсем пустая, злая, беспощадная душа…»
Еще раз перевел сбившееся дыхание.
«Всходит месяц колдовской иконой, красный факел тлеющей тайги. Вне пощады мы и вне закона, злую силу дарят нам враги. Ненавидеть нам не разучиться, не остыть от злобы огневой. Воет одинокая волчица, слушает волчицу часовой. Тошно сердцу от звериных жалоб, неизбывен горечи родник. Не волчиха — родина, пожалуй, плачет о детенышах своих».
«Чьи стихи? Деда?»
«Арсения Несмелова».
Я налил, мы снова выпили.
Ролик неожиданно развеселился.
Это надо же, развеселился. И бритый Хунхуз, и Ольга Юрьевна со своим чудесным камешком на колечке, и московский гость Чехов — все сейчас сидят над нашими рукописями, а мы в баре кайф ловим!
И вдруг уставился на меня: «Ты, старик, не поверишь…»
«В нашем закрытом городе. — Слово
«Иностранцы?»
Он кивнул.
«Да ладно врать-то!»
«А вот было, было! — ликовал Ролик. — Прошла такая пресс-конференция.
