Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 123
Геннадий Мартович Прашкевич
А коза — она и есть коза.
И не коза она на самом деле, а живые деньги.
Медленный нежный снег падал за высоким арочным окном.
В сумке — новенькие подштанники, час назад выданные в поезде интендантом, свежие портянки, даже полотенце. На стене — часы. Впрочем, что нам время? Мы в своем времени — недостоверном. Азиаты правы. По перрону деловито бегают офицеры, у вагонов появились сцепщики. Венгерки защитного цвета с черными шнурами, с выпушкой по верхнему краю и вокруг воротника; погоны черные суконные с серебряными нашивными просветами, в нижней части — вензель «П», на левом рукаве — черно-красный ударный шеврон (углом вниз), над ним умело вырублен из сукна черный череп.
Твою мать.
Дед счастливо плеснул водки в стакан.
И трубач сразу, будто ждал этого, протрубил наступление.
Крылья бабочки
Лестница с улицы.
Бюст поэта Комарова, стол под зеленым сукном.
Бра дра фра. Хахлов пытался выговориться, но его не слушали.
Все собрались, только Суржикова не было. Понятно, не было Кочергина (отчислен), но Ролик-то запить не мог. Мы ждали. Все же Суржиков — лучший. Он и выглядел лидером, почти лауреатом, победителем, его мнение всех интересовало, даже писателей. Присматривались, прикидывали, наверное, что меняется в среде, которую мы сами же (по утверждению Ролика) формируем. Ольга Юрьевна (задним числом) отметила: «Не стала бы утверждать, что повесть Суржикова по-настоящему революционная, но она зовет, она утверждает».
А куда зовет? Что утверждает?
Спросил, конечно, Коля Ниточкин, и злая железнозубая Волкова тотчас ущипнула его за школьный бок, чисто личностная реакция. В конце концов, Ольга Юрьевна права. О солнечном комсомоле больше болтают, чем говорят. А если берутся писать, то хорошо получается у немногих.
А чем такое объяснить?
Вопросы Ниточкина старались не замечать.
Только Чехов сказал: «Наверно, деталей не знают».
А каких таких деталей?
«Жизненных».
«Нет, правда, каких?»
Чехов даже задумался.
«Ну вот взял тему, изучи ее, — наконец объяснил. — Собрался писать о ленинском комсомоле, войди в жизнь героя. Не оставайся сторонним наблюдателем. Над схваткой многие любят устраиваться, дескать, сверху все видно, а ты попробуй жить в схватке, внутри нее. Ты работай под свист пуль, не торопись, не на поминки едешь. Если ты настоящий писатель, если ты взялся писать о комсомоле, то все должен знать — от уплаты членских взносов до механизма творческих инициатив».
Слушая этот разговор, я задумался.