Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 122
Геннадий Мартович Прашкевич
На перроне Дед щелкнул каблуками.
Дежурный по перрону полковник Волков в начищенных до зеркального блеска сапогах со шпорами, в серой длиннополой кавалерийской шинели, в казачьей фуражке (уши красные), разрешающе кивнул Деду.
Генерал Пепеляев выхватил протянутую газету.
Усы гневно встопорщились.
«Коза продается… Что такое?»
Глазам своим не верил: «Какая коза в военной газете?»
«Коза — это объявление, — сдержанно объяснил Дед. — Значит, деньги».
Услышав такое, Верховный наконец чуть заметно улыбнулся. Впервые за последние три часа. Кивнул, на этот раз примиряюще: «Отложим, господа, все споры до Иркутска».
Но генерал Пепеляев горел.
Генерал Пепеляев шумно крыл матом.
Моя армия в сильнейшей ажитации! Он, генерал Пепеляев, ни за что не ручается!
Господи, Господи, воля Твоя. Вокзал. Морозная тоска. Зловещая тень какой-то рекламной козы. Она, эта рекламная тень, как облако пыльной бури, вырвавшееся из Тургайских ворот, накрыла перрон станции Тайга. На слова Пепеляева-старшего, повторившего свою угрозу об отставке, Верховный ответил уже с нескрываемым, с каким-то уже оскорбленным раздражением: «Прошу вас, не торопитесь, Виктор Николаевич».
И добавил (долго, наверное, обдумывал): «Я сам готов подписать отречение в пользу Антона Ивановича Деникина».
В пользу Антона? В пользу Деникина?
Братья Пепеляевы изумленно переглянулись.
Верховный кивнул. И сам потянул газету. «Вы-то, полковник, что думаете о Земском соборе?»
Тень вечной козы над станцией Тайга моментально растаяла.
Дед щелкнул каблуками. Он был в курсе требований, выставленных братьями Пепеляевыми Верховному правителю. Ответь он сейчас: да, нужен, очень нужен, даже очень и очень необходим этот Сибирский земский собор, и что-то, возможно, изменится. Почему нет? Но какие, твою мать, бородатые бояре соберутся нынче на заброшенной железнодорожной станции Тайга? Какие крестьяне подтянутся сюда на еще не отобранных у них лошадях?
Какой собор? Это не пышные омские пироги.
Из металлической трубы вдруг звонко выехала округлая, как артиллерийский снаряд, ледяная глыба.
Выехала и пугливо замерла.
Ничего не происходит. Жизнь происходит.
Если сейчас, решил про себя Дед, в ресторане скомандует контуженый поручик Князцев наступление (трубу отлично слышно даже на холодном перроне), твердо отвечу Верховному: «Собор!» А прозвучит отбой, разведу руками: «Какой уж нынче собор…»
Крик паровоза. Шипение пара.
Вдоль перрона зажглись калильные лампы.
Оба Пепеляевых и Верховный смотрели на Деда.
Дернулся, звякнул буферами паровоз, опять дернулся и опять замер, распространяя горклый запах разогретого в буксах машинного масла.
Трубач в ресторане проиграл отбой.
Ничего не происходит. Жизнь происходит.
«Какой уж нынче собор, ваше высокопревосходительство».
Верховный закурил новую папиросу. «Вы нас слышали, господа?»
Премьер и генерал вытянулись.
Верховный спросил:
«Могу я вам доверять?»
Ответил Пепеляев-старший:
«Такой вопрос для нас обида».
«Тогда подождем с собором до Иркутска».
Верховный легким движением руки отпустил Деда.
В ресторане Дед сразу вернулся к своему столику. Всей спиной прижался к горячему кафелю печи. Твою мать. Ощущал странный подъем. Вот ничего не случилось, а он ощущал странный подъем, сердце стучало гулко. Стакан с водкой. Дед был счастлив. Почти счастлив. Гипсовые (алебастровые) гуси летели над головой. Никуда не надо больше идти. Коза в военной газете. Какое прошлое, твою мать, если само будущее неясно? Водка, закуска, трубач поручика. Ничем не объяснимое чувство удивительного покоя охватило Деда. Вон как шумно и глубоко пышет, дышит, шипит на морозе наконец накормленный, напоенный паровоз.