Читать «Грустный день смеха (Повести и рассказы)» онлайн - страница 25

Но любимым упрямством Вада было нытье. Он умел ныть часами. Например, ляжет на пол и твердит: «Дай, дай, дай, дай…» или другое какое-нибудь слово — до тех пор, пока человек не выйдет из себя и не кинется на Вада. А тому хоть бы что. От ругани мой брат становился еще упрямее…

Вот и сейчас. Прошло, наверное, уже часа полтора, а брат все тянул:

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

Мне давно уже надоело, но Вад даже не охрип. И как он мог драть глотку при такой жаре? Удивительно выносливый человек мой брат, хотя ему всего-навсего восемь лет.

Наконец Вад вывел из терпения Его. А у Него были железные нервы.

Он появился во дворе с кнутом.

— Молчать!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

— Я кому сказал!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

Свистнул кнут. На вымазанной ноге Вада появилась белая полоса.

— Я кому сказал — молчать!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

Он стеганул второй раз, точнее, Вад даже не пошевелился.

— Это не дети, — сказал Он, — это дьяволы.

Хлестать Он больше не стал. Наверно, стало жаль кнута, который пачкался о колесную мазь. Он ушел, бормоча и вытирая кнут пыльным лопухом.

Он — это наш отец.

В один из вечеров, когда мы вместе с соседом-бухгалтером сидели дома за столом и пили чай, я вдруг случайно посмотрел в окно и увидел, что со двора глядит черное, заросшее лицо. Это было настолько неожиданно, что я оцепенел.

— Там… кто-то… — прошептал я.

Мать глянула и страшно закричала. Я еще никогда не слышал, чтобы так кричали.

— Толя! Господи! Толя!

И кинулась в сени. Оттуда ее принес на руках небритый человек в грязной шинели, с рюкзаком за плечами. Я сразу понял: это пришел наш погибший отец. Бухгалтер, видно, тоже догадался. Он боком доковылял до дверей, сказал: «До свиданьица»— и вывалился в сени.

Наш отец погиб на фронте в 1944 году. В комоде лежала желтая похоронка: «Пал смертью храбрых, защищая Родину…» До этого отец учился в военном училище, потом воевал на финском фронте, и я его плохо помнил. О моем младшем брате Ваде и говорить нечего.

Мы уже как-то привыкли к мысли, что нашим отцом будет сосед, хромой бухгалтер из Госбанка. Он приходил почти каждый вечер и нравился нам с Вадом. Сидит и молчит, чай пьет. Попьет, расчешется и опять пьет. Ко мне и Ваду он относился уважительно, называл на «вы», а самое главное — умел держать язык за зубами. Один раз он застал нас за починкой примуса и не продал, хотя примус потом взорвался и мы целую неделю сидели без чая, пока не достали новый. Без чая бухгалтер мучился. Он не знал, что можно еще делать, пыхтел и без конца расчесывался.

— Рассказали бы что, Семен Абрамыч, — просила мать. — Про смешной случай какой или приключение.

Бухгалтер задумывался, потом хлопал себя по коленям:

— Однажды… у меня дебет не сошелся… с кредитом.

И так сильно смеялся, что со стола улетели мухи.

В тех случаях, когда мы не ночевали дома (иногда мы с пацанами совершали путешествия на товарняках), мы шли к бухгалтеру и просили сказать матери, что были у него. Семен Абрамович охотно соглашался.