Читать «Группа крови (повесть, рассказы и заметки)» онлайн - страница 57

* * *

Если не ошибаюсь, седьмая ночь прошла без каких-либо событий, за стенкой моей кухни оставалось тихо до самого утра. Причем тишина не была леденящей душу, какой бывает тишина, например, в главном эпизоде фильма ужасов, когда саспенс делается почти невыносимым, – нет, тишина стояла уютная, тихая.

И вот часов в шесть утра я не выдержал, решил заглянуть к мертвому соседу, узнать все же, не случилось ли чего… Все было спокойно, и серый рассвет тихо наполнял соседскую кухню. Посреди нее на табуретке стоял небольшой эмалированный таз, в тазу помещалась человеческая голова, в которой я мгновенно узнал вечно растрепанную, подпертую большой бородой, будто бы высокомерно закинутую назад, голову неугомонного соседа.

– А в цирке, когда ассистентка фокусника вся помещается в такой же величины ящик, как эта табуретка, ты не удивляешься? – заговорил сосед хрипловато, как обычно говорят пьющие люди, да еще после долгого молчания. – Вот я сейчас встану, табуретку эту фальшивую разложу на детали, покажу тебе, как я весь скрючился, и все зеркала, в которых меня спрятали, покажу…

– Ты что, теперь цирком занялся? – неуверенно спросил я. В глубине души я, конечно, был уверен, что все эти ночи мне снился один бесконечный сон, свидетельствующий о моей психической болезни. И сейчас, конечно, я считал, что соседская голова мне снится.

– А ты знаешь, что из всех искусств для нас важнейшим является кино, не считая цирка? – строго спросила живая голова. – Ну, к нам попадешь, узнаешь от самого…

Как я вернулся в свою квартиру, не помню.

В последующие ночи таких ужасов мне уже не показывали.

Только однажды ко мне обратился довольно халтурно написанный автопортрет покойника.

Возвращаясь из ночного магазина, я зашел в опечатанную квартиру, привлеченный неясным и негромким шумом – будто кто-то читал вслух по написанному или по книге. Войдя, я сразу увидал холст на подрамнике, которого вчера в прихожей не было. Картина стояла на полу, лицом к стене. Я повернул ее изображением к зрителю и увидел портрет художника в юности – в такой давней юности, что и опознать его можно было только по лохматой голове и гордо выдающейся вперед бороде.

– Знаешь, что тебя портит? – спросил портрет, продолжая, видимо, ту речь, начало которой я слышал на лестничной площадке. – Начитанность, вот что. Ты же, вместо того чтобы по-людски, по-соседски посидеть с человеком, поговорить…

Тут он, видимо, поймал взглядом мое движение, свидетельствующее о том, что я собрался его перебить, и хрипло заорал:

– И что с того, что мертвый?! И с мертвыми говорить надо, мертвые тоже люди! Да тебе что мертвые, что живые – ты не видишь никого, не слышишь… И всему объяснения знаешь. Ну скажи, Булгакова вспомнил? А как же. Гоголя? Конечно. Даже и Джойса, интеллигент хренов, сюда же приплел… И ведь приличный человек, ученый, а начитался за жизнь беллетристики в журналах, крыша и поехала… Тьфу!