Читать «Группа крови (повесть, рассказы и заметки)» онлайн - страница 29
Александр Абрамович Кабаков
И вот однажды, стоя ночную смену в карауле и всерьез всматриваясь в тени, скользящие во тьме, – последний конфликт с сослуживцами сделал страх выстрела из темноты вполне обоснованным, – я понял, как жить между начальством и народом, не принадлежа ни тому ни другому. Как стать необходимым начальству и недостижимым для простолюдинов. Путь к этому был обозначен на плакатике, приклеенном замполитом к двери ленкомнаты. Это было объявление о наборе в высшую школу милиции. Предпочтение отдавалось имеющим незаконченное высшее образование, в первую очередь юридическое, и отслужившим не менее половины срока действительной службы. Не замполит, а ангел-хранитель мой приклеил эту бумажку с розовощеким, в ярко-синем мундире ментом – впрочем, немного смазанным при печати.
Вот и все.
И ни разу не пожалел.
* * *
Погоны удержали меня от безвозвратного ухода в мелкий криминал, куда я посматривал с невинного детства.
Погоны удержали и от рывков в карьеру. Я наблюдал за соучениками по юридическому, теми, кто всплыл на поверхность, и радовался своей мусорской безвестности.
Адвокаты с гонорарами, фантастическими и по нынешним, не только по тогдашним советским временам. Но бешеные деньги из общака взвинчивали адвокатскую гипертонию, а «мерседесы», списанные из дипкорпуса, жгли задницы кожаными сиденьями, и дачи обшивались ворованной вагонкой. В нашей стране адвокат всегда считался союзником бандита, да многие такими союзниками и были. Все они ждали либо ножа в подъезде, либо закрытого процесса, а я раз и навсегда решил устроить свою жизнь так, чтобы избежать и того и другого…
Судьи жили между райкомовским звонком и взяткой – иногда настоящей, а иногда спровоцированной. Можно было жить и по-другому, но тогда ты становился таким же чмо, как москвич в армии – все люди из Гниловска, а он, подумаешь, из самой Москвы…
Еще можно было уйти в науку, в ученые правоведы второго поколения. Но я отдавал себе отчет в том, что и по крепости задницы мне до папаши не дотянуться, и по реальному таланту вытаскивать из книжной пыли отчетливый, да еще и угодный начальству смысл.
А тут еще…
Нет, надо эту бутылку дожать, чего тянуть… Уф. Да пока ноги ходят – в круглосуточный на углу. Слава свободному рынку! Сохраняем текст – и быстро, быстро, встал и пошел, боец!
* * *
Так вот – только не надо слез. Перед кем делать вид?
Год, который был первым в моей армейской службе, на пятом месяце стал последним в существовании вышеописанной семьи: самолет Ил-14 Москва – Адлер рухнул где-то на Украине. Там много было больших людей – артисты, писатели и прочая, бархатный сезон…
Меня отпустили на похороны. Как раз пришла посылка от уже мертвых, я ее всю и отдал старшине, кроме «Иностранки». В самолете всю дорогу читал «Женщину в песках» Кобо Абэ, здорово отвлекся.
Хоронили в закрытых гробах. Я на кладбище не поехал. И на поминках сидел тихо – все устроила домработница. Выглядела она так, будто сама умерла. В квартире было полно незнакомых важных людей, некоторое время я угадывал, кто из консерватории, а кто из академии, потом бросил – слишком просто. На меня никто внимания не обращал – я успел сменить форму на свою гражданку, вполне мог сойти за какого-нибудь аспиранта из богатеньких. Незамеченным и выбрался за дверь, пошел в одиночестве поминать моих странных родителей – именно что родителей: родили, да тем и ограничили свое участие в моей жизни. Поминал в шашлычной, которая как раз тогда переехала от Никитских ворот на Пресню. Напился до полного беспамятства, однако каким-то чудом к середине ночи добрался домой. Домработница дотащила до тахты, села рядом на стул, широко расставив ноги под ситцевой синей в мелкую розочку юбкой – только край этой юбки я и видел, остальное уплывало. Между прочим, была она старше меня лет на семь всего… Кажется, договорились, что она останется жить в этой квартире, сколько захочет, один гость на поминках пообещал помочь ей с пропиской. Заснул я, как умер, – просто все исчезло. Утром по какому-то наитию сразу влез в тот ящик отцовского стола, который был нужен, – там, в глубине, громоздились пачки по десять тысяч тех еще рублей, сто на сто. Одну взял себе, остальные вбросил в карман фартука домработницы, как она ни сопротивлялась.