Читать «Гроздь рябиновых ягод» онлайн - страница 50

Между делом они приглядывались друг к дружке, отмечая происшедшие перемены. Акулина сильно раздалась вширь, лицо тоже округлилось и как-то оплыло, появились заметные морщинки. Однако движения остались такими же быстрыми, а взгляд таким же приветливым с затаённой хитринкой, как в молодые годы. Сколько помнила её Настя, подруга никогда не унывала, не опускала рук, как бы тяжело ей не приходилось.

Отец Акулины рано надорвался, пытаясь вытащить своё многочисленное семейство из тисков бедности, и вместо кормильца превратился в обузу для жены. Акулина была старшей из семи детей, так что тяготы их положения легли и на её девичьи плечи. И, судя по их дому в Пустынниках, выкарабкалась сама и семью вытащила. И всё благодаря удачному замужеству да своему цепкому, неунывающему характеру.

Вскоре подруги уж сидели за самоваром, от печки шло тепло и аромат пекущихся пирожков с капустой, уютно тикали ходики. Настя рассказывала о своей жизни, Акулина ахала и утирала слёзы. Настя в своём рассказе старалась смягчить бедственность своего положения, не хотелось в чужих глазах выглядеть такой уж несчастной, но и того, что рассказала, хватило обеим для слёз.

Декабрьский день короток, только разгорится, а уж смеркается. Зажгли лампу. Во дворе залаяла собака, заскрипели ворота. Акулина выглянула в окошко:

– Вот и свёкор вернулся, – и захлопотала, накрывая ужин.

Терентий долго возился во дворе, распрягая лошадь, потом гремел вёдрами в сенях, наконец, вошёл в горницу. Глянул на заплаканную Настю, молча сел к столу.

– Объявилась, беглянка? Похоже, не больно много счастья набегала? Чего глаза на мокром месте?

– Сколь есть, всё моё, и счастье, и горе.

– Настя с братьями приехала повидаться, вот и к нам заглянула, – вмешалась Акулина.

– Угу. Ты это, дочка, чарочку налей, да я спать пойду, устал.

Поужинав и выпив, Терентий, не замечая больше Настю, ушел в соседнюю комнату, заскрипел кроватью, надсадно закашлялся и затих.

– Видать, не простил тебя тятя.

– Постарел сильно дядька Терентий, какой-то смурной стал. Вроде, раньше таким не был.

– Это он сдал сильно, как жену похоронил, ничего его теперь не радует.

– Тётка Марфа померла?! – ахнула Настя.

– Да, в одночасье. Почитай, года два назад… Поначалу больно о тебе жалела, меня никак принимать не хотела. Потом смирилась, полюбила даже, тоже дочкой звала.

– Что-то Егора долго нет, темно уж совсем, – глянула Настя в окно.

– Так я его только ночами и вижу. У него хлопот невпроворот, председатель колхоза, я чай.

– Егор? Председатель колхоза?! – ахнула Настя. – Вот это новость! Ай да Егор! Ну, не удивительно, с такой-то хваткой женой. Любого в председатели выведет.

Акулина рассмеялась, махнула рукой: – Скажешь тоже, я при чём?

Егор вернулся совсем поздно, положил на стол перед Настей листок:

– Вот адресок. Видал сегодня Серёгу, ждёт тебя утречком в гости. Я отвезу.

Ночевала Настя в комнате, построенной на месте глинобитного пристроя, в котором прошёл их с Егором «медовый месяц». И хотя постель была мягкой, ей не спалось. Она прислушивалась к ночным шорохам и скрипам, похрапыванию, доносящемуся из соседней комнаты, и думала о детях. Откуда-то взялась тревога, как они там без неё, здоровы ли. Настя уговаривала себя, что прошло только двое суток, как она уехала, что дети под надёжным присмотром, но беспокойство росло. Решив, что завтра, повидавшись с братом, она сразу поедет в Вятку, к старшему брату, Пане, а оттуда на поезде вернётся в Кизнер, а значит, через два дня увидит своих родненьких, она успокоилась и уснула.