Читать «Гроза над Шелонью» онлайн - страница 13
Евгений Федоров
— Веселей, хлопцы!
Дновцы с песнями прошли весь город и остановились в партизанском стане. Задымили кухни, засуетились связисты, — началась оживленная лагерная жизнь.
Зиновьев встретил комбрига и комиссара радушно. Он расцеловался с ними, пригласил к походному котелку и сразу легко, no-дружески вошел в общие интересы бригады.
Над лесом замерцали первые звезды. Тихо шумели старые сосны. Задушевно вздыхала гармонь, но никто не плясал, не подпевал — не до того было. После длинного утомительного пути, люди вытряхивали из одежды пыль, отмывались, отводили душу за Горячим чайком.
В Порусье, как моржи, отфыркиваясь, сладко посапывая, омывалось полдюжины веселых разведчиков. Смех вплетался в журчание воды. Было совсем по-мирному, по-дачному. И синеватые мерцающие звезды все так же тихо совершали свой ночной круговорот. И глядя на это тихое успокаивающее мерцание, все вспоминали дом, зарево над родным городом и пыльные дороги, запруженные беженцами.
Об этом же говорили и командиры. Зиновьев с болью в сердце рассказывал о пожаре в Дно. Все было знакомо Денису Ивановичу, это шел не рассказ о воине,—это сочились кровью свежие рапы. Все, что создавалось годами, упорной волей, все, что лелеяли, — сейчас жгли, взрывали. И багровые зарева пожарищ по вечерам .освещали скорбную дорогу беженцев. На русскую землю пришел враг, такой враг, какого не видала земля.
— Там, где ступил немец,—как след остались кровь и гарь! — гневно сказал Зиновьев.— Там, где он прошел, — даже чертополох перестает расти.
Немец осквернил русскую землю. Смерть супостату!
Глубокие борозды прорезали высокий лоб Зиновьева.
— Я вел их дорогами скорби, — сказал он. — Своими глазами убедились они в горькой правде. Теперь сердце каждого из них налилось яростью. Пусть эта ярость обрушится на голову немца! Верьте нам, дновцы вернутся в свой край и будут мстить. И месть наша будет немцу страшнее смерти!
Глаза его сверкнули. Схватив за руку комбрига, он воскликнул:
— Не будем здесь задерживаться. Веди нас в поход, товарищ комбриг!
Бакланов поднял глаза, долго любовался багровым от пламени лицом лихого партизанского командира.
Три дня лихорадочно обучали отряды, устраивали походные лазареты, одевали и обували тех, кто пообносился в пути. Всем хватало дел по горло; все незаметно для себя изменились: стали подтянутые, серьезные, приняли настоящий воинский вид. Дед Ипатыч обулся в крепкие юфтяные сапоги.
— Теперь вроде как бы и партизан! Нюги по всем статьям, — одобрил обувку старик. — Гармонь, веселей! Дуй плясовую! — Дед лукаво' подмигнул ребятам и притопнул каблуком: — Эх, ма!.. Давай, давай, веселую!
Зачастила-заиграла гармонь, и дед, вздрагивая всем телом, выкидывая ноги, пошел русскую...
* .
Стояли ясные погожие дни. В лесах на буграх краснела земляника. В лугах хорошо пахли цветущие травы. Хлопотливо гудели пчелы. Далеко на западе в вечерней тишине погромыхивали пушки. Пора в путь-дорогу!