Читать «Гражданственность и гражданское общество: самоорганизация и социальный порядок» онлайн - страница 130

Конечно, трудно возразить тому факту, что во всех человеческих обществах присутствуют игровые элементы. Но их значение в разных культурах принципиально отлично. И тут стоит поговорить о цивилизации, к которой принадлежим мы — россияне, белорусы, украинцы и все те, кто живет на постсоветском пространстве. По словам Хейзенги о том, что «подлинная культура требует всегда и в любом отношении «fair play» (честной игры)», становится понятно, почему Запад всегда отказывал нашим народам в подлинной культуре, цивилизованности, обвиняя в варварстве и невежестве. В отличие от западной игровой культуры правила игры в нашей восточнославянской культуре всегда готовы уступить место авторитету священного, и потому каждое действие протекает в ситуации конфликта правил игры и нравственного настояния.

Эта вечная дихотомия и определяет специфику восточнославянской культуры в отличие от западной. Когда священное, серьезное в крайних обстоятельствах с особой силой поднимается в народном сознании, отказ от игровых правил, устоявшегося порядка, а также того, что называется гражданскими правами, или правами человека, достигает особенной остроты. Стоит вспомнить монолог князя Андрея Болконского из романа «Война и мир». «… Не брать пленных, — продолжал князь Андрей. — Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну — вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность — вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего — убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость» [238, с. 220].

В словах толстовского героя с полной ясностью обнажается стремление к отказу от любых правил игры, от любого gentlemen’s agreement в присутствии серьезного под сенью священных символов — Родина, отечество, долг, память предков и др. Потому бессмысленны вздохи современных гуманистов, пытающихся судить наших предков за деяния жестокие, нарушающие законы и «права человека». Людям, не ощущающим, не чувствующим, не переживающим эту высокую серьезность, невозможно понять относительность и ничтожность всяких игр и правил. В подчиненности любых правил нравственным и священным символам и есть особая, ни на что не похожая свобода человека нашей культуры. Это и есть свобода, которая позволяет ему преступать любые границы, преодолевать невозможное, нарушая установленный порядок, проявлять свое истинное величие.