Читать «Город. Все живое... Рассказы» онлайн - страница 117

веку жажду крови, стремление выделиться, быть

сильнее других, утверждать свою волю посредст-

вом своих изобретений – предметов, которые по-

зволяют его руке стать сильнее любой другой руки

или лапы, позволяют его зубам впиваться в плоть

глубже любого клыка, которые достают и пора-

жают на расстоянии.

Я думал получить помощь. Я пришел сюда за

помощью.

А помощи не будет.

Не будет помощи. Ведь только мутанты могли

мне помочь, а они ушли.

Теперь вся ответственность на тебе, говорил себе Дженкинс, идя вниз по ступеням . Ты отвеча-

ешь за людей. Ты должен их как-то остановить.

Должен их как-то изменить. Ты не можешь по-

зволить им погубить дело, начатое Псами. Не

можешь позволить им опять превратить этот

мир в мир лука и стрел.

Он шел по темной лощине под лиственным сводом и ощущал запах гниющих прошлогодних листьев, скрытых под новой зеленью. Ничего подобного он прежде не испытывал.

Его старое туловище не обладало обонянием.

Обоняние, обостренное зрение, восприятие мыслей других существ – способность читать мысли енотов, угадывать мысли мышей, жажду крови в мозгу ласок и сов…

И еще кое-что: отголосок чьей-то ненависти в дыхании ветра и какой-то чужеплеменный крик ужаса.

Эта ненависть, этот крик пронизали его сознание и приковали его к месту, потом заставили сорваться с места и бежать, мчаться вверх по склону, не так, как человек бежал бы в темноте, а как бежит робот, видящий во мраке и наделенный железным организмом, которому неведомы тяжелое дыхание и задыхающиеся легкие.

Ненависть – и он знал лишь одну ненависть, равную этой.

Чувство становилось все сильнее, все острее по мере того, как он мерил тропу скачками, и мысль его стонала от мучительного страха – страха перед тем, что он увидит.

Он обогнул кустарник и круто остановился.

Человек шел вперед, согнув руки в локтях, и на траве лежал сломанный лук. Волк распростерся на земле – половина серого туловища на свету, половина в тени, и от волка пятилась какая-то призрачная тварь, наполовину тень, наполовину свет, то ли видно, то ли не видно, будто фантом из кошмара.

– Питер! – крикнул Дженкинс, но крик его был беззвучным.

Потому что он уловил исступление в мозгу полупрозрачной твари – исступление и панический ужас пробились сквозь ненависть человека, который наступал на сжавшуюся в комок, брызгающую слюной тень. Панический ужас и отчаянное стремление – стремление что-то найти, что-то вспомнить.

Человек почти настиг ее. Он шел прямо, решительно –

тщедушное тело, нелепые кулачки. И отвага.

Отвага, сказал себе Дженкинс , с такой отва-

гой ему сам черт не страшен. С такой отвагой он

сойдет в преисподнюю, и разворотит дрожащую

брусчатку, и выкрикнет злую, скабрезную ост-

роту в лицо князю тьмы.