Читать «Город отравленных душ» онлайн - страница 52

Евгений Фролович Рожков

«Это конец, — с отчаянием подумал Мандриков. — Они нам не простят расстрелянных коммерсантов и начальника уезда».

Именно сейчас, когда он по-настоящему полюбил женщину, ему страшно было умирать. Смерть с молодости ходила с ним рядом. В годы первой Мировой войны, когда он служил на крейсере «Олег», и позже, когда занимался революционной деятельностью. Во Владивостоке, за подготовку восстания, его приговорили к смертной казни. Он сумел убежать из тюрьмы сюда, на Чукотку. Операцию по проведению революционного переворота они провели удачно. Захвачена власть, создан революционный комитет. И вот коммерсанты и белогвардейцы устроили им засаду. Товарищи большевики его предупреждали, что белогвардейцы что-то готовят. Ему казалось, что они раздавлены, напуганы расстрелами, которые учинили ревкомовцы. И вот оно — трагическое утро 31 января 1920 года.

— Пить, дайте воды! — простонал раненый Гринчук.

К нему подполз моторист Фесенко и стал из горлышка чайника лить в рот раненого воду. Тот судорожно и жадно глотал ее.

— Надо сдаваться, — сказал Мандриков. — Надо выиграть время. Наши вернуться из Усть-Белой и мы возвернём власть.

— Они нас повесят или расстреляют, — сказал Фесенко. — Я давно говорил, что нужно отнять у них оружие и самых главных в расход пустить. Так ты с бабой якшался, тебе не до революции было! Теперь пожинай… Она ушла, она уже с кем-то из них в постель ляжет…

— Замолчи! — рявкнул во всё горло Мандриков.

Он был в кителе, без шапки. Голова побелела от снега, задуваемого в разбитые окна.

Раздалось еще несколько выстрелов. Пуля впилась в противоположную стену от разбитого окна.

Моторист Фесенко выхватил револьвер, чтобы ответить выстрелом. Но Мандриков крикнул ему:

— Не смей стрелять! Револьвер против винтовки — ничто.

У Фесенко воспалённо, нервно горели глаза. Он походил на затравленного зверя.

— Они ни кого не пощадят! Они сговорились перестрелять нас! — бубнил Фесенко.

— Перестань! Не будь бабой! Я повторяю, нужно выиграть время. В конце концов, нужно спасать раненных. — решительно настаивал председатель ревкома Мандриков.

Понимал и он безвыходность положения. Всего полчаса ведется обстрел, но в здании уже так холодно, как на улице. На дворе тридцатиградусный январский мороз. Выйти невозможно, здание простреливается с четырех сторон.

— Мы готовы сдаться! — закричал Мандриков в сторону улицы, боясь высунуться в окно. Но в ответ прозвучало несколько выстрелов.

Нужно было ждать.

Китель задубел, от холода начинало трясти всё тело. Долго в таком одеянии, на таком морозе он не протянет. Его кухлянка висела в коридоре. До нее нужно проползти через всю, простреливаемую в окна комнату.

Он считал себя отважным человеком, но теперь боялся пошевелиться. Угол здания, где он сидел, спасал от пуль, но не спасал от мороза. Он собирался с духом, чтобы встать проскочить несчастные три метра, которые простреливались с улицы. В сенях тоже было опасно, пули прошивали доски насквозь.

Вновь тишина. Но все знали, стоит кому-то высунуться из окна или произвести выстрел, как вновь начнется беспорядочная плотная стрельба по зданию с четырех сторон.