Читать «Город грехов» онлайн - страница 94

Героем пьески был мэр, этот женолюб, упорно избегающий женщин. В молодости он имел не лишенную приятности внешность. Женщины его боготворили. Исключением была лишь одна женщина.

Историю этой несчастной любви мэра артист поведал писателю как мим. Жестами он рассказал о том, о чем, не краснея, невозможно рассказать.

Постепенно повествование приблизилось к финалу. В финальной сцене мэр вынужден был бежать из города. Барка, на которой он плыл, попала в бурю. Он чудом спасся, выплыл вместе с обломками барки и оказался на птичьем острове, на котором провел несколько лет, жил жизнью птицы и питался надеждами.

Надежды — это сновидения бодрствующих.

Дни мэр проводил в беседах с птицами. Облепленный пухом, он ничем не отличался от птиц. Если рядом никого не было, он говорил сам с собой, пытался вернуть прошедшее, чего нельзя сделать никаким сожалением.

Он спрашивал птиц:

— Вы знаете, кто я?.. откуда пришел?.. куда направляюсь?.. — и оглядывался. Он играл как на сцене в трагедии.

Как-то его обнял сон, в котором он дожил до старости, после чего сокрылся в лоне мрака и очнулся от изумления. Он увидел бога. Бог стоял перед ним навытяжку и выглядел таким, каким его изобразил сон.

В этом сне мэр получил от бога напутствие для старости и смерти, и отогнал от себя все страхи того света и сомнения…

Артист увлекся. Ад в его описании выглядел величественно и жутко.

Артист описывал наказания и кары, постигающие нечестивых, их терзания, которые не остаются тайными, необыкновенные случаи смерти, осознания вины, раскаяния, воскресения.

Иногда речь артиста переходила в плач и скорбное песнопение…

Все представление длилось около часа, из которого писатель понял только, что артист был племянником мэра и вынужден был бежать из города из-за женщины. Бегство его было длинной во всю жизнь и даже несколько больше, в стужу, в жару, в ливни, в одиночестве, без всякого общения с людьми. И это было мучительно, ведь он привык к тому, что его постоянно окружали люди, которые, надо сказать, плохо знали его, да и понимали они его весьма превратно…

Писатель невольно вздрогнул и очнулся. В трепет его повергло видение. Он увидел и ров погибели, и палачей, и путь, ведущий к казни, и очнулся в кресле еврея с лицом, не лучше чем у трупа.

Многие принимают за реальность лишь обманчивую видимость вещей, их притворство и лицемерие…

«Кажется у меня жар…» — пробормотал писатель, озираясь, пытаясь понять, где он.

Артист опять исчез, правда, остался его театральный реквизит.

Внизу лежал город. Он напоминал некое чешуйчатое чудовище с крыльями, выползающее из моря на каменистый берег.

Небо над городом было пыльное, выцветшее. Даже солнце казалось серым, тусклым. Мужчины выглядели призраками, а женщины — бесчувственными, безразличными и бесплодными.

«Все ждут, когда город проглотит яма…» — Писатель повел плечами как от озноба. Ему показалось, что город повернулся и медленно пополз в сторону моря, которое стало отступать.