Читать «Горный поход» онлайн - страница 42
Борис Леонтьевич Горбатов
ЧЕРЕШНЯ — ФРУКТ
Черешня часто вспыхивала на нашем пути. Горит ягодка на солнце, исчерна-красная, сочная, налитая.
Мы идем садами, фрукты свисают на тропу, дух от них — неописуемый.
Вот приподняться на седле, чуть дернуть ветку, и посыплется ягода прямо в пересохшую, наглотавшуюся пыли глотку. Да чего там приподняться! В богатом, тароватом селении Клде мы располагаемся прямо в садах. Сады тут огромные, яблоки под деревьями валяются, упали, собственной тяжести и сочности не выдержали; нагибаться не нужно: сами ползут в рот.
Нельзя!
Политрук объяснил: нельзя.
Полковая газета вышла, пишет: нельзя.
Почему нельзя?
В детстве понятия наши о собственности и чести воспитывались просто: нас драли, но мы все же лазали на чужие баштаны за сладкими кавунами и тут же, хряснув о колено, били их и ели.
Твое — мое — богово.
А здесь нельзя. И все это понимают.
Когда в первый день похода в одной роте бойцы начали безобразничать и палками сшибать зеленые еще яблоки, вмешались все.
— Нельзя, — сказали бойцы твердо. — Дружбы нашей с местным населением не срывай!
Мы шли по селениям, где видали виды: где были англичане — покорители Кавказа, меньшевистские выручатели. Мы шли по селениям, где помнили царское правительство.
Мы шли по селениям, где никакой армии, и нашей тоже, вообще не видели.
Прятались в некоторых селениях, услышав о нашем приходе, уходили из сел, бросая сады и дома, угоняя скот.
Ни одна черешня не упала с дерева.
Нельзя!
Когда в одном месте бойцы случайно поломали плетень, наши саперы сделали новый, да такой, что у аджарца вовек такого не было.
За потравы, за помятые посевы (бой, ничего не попишешь!), за дрова — за все платили. Платили и говорили:
— Мы Красная Армия. Мы вас не обидим. Мы за вас в бой пойдем.
И провожали нас восторженно. Неслась от селения к селению конная весть о кзыл-аскерах, о цителармиелебо — о Красной Армии, которая не грабит, фруктов не обрывает, ничего даром не берет, а только кино показывает, песни заводит, беседы проводит…
— Цителармиели вашша!..
Прекрасно понимали это бойцы.
— Твое — мое — богово — это тогда, когда ты сам за себя отвечаешь. А когда за твою дурацкую невыдержку на всю Красную Армию ответ ляжет, тут задуматься надо.
Идем мы садами, горит на солнце черешня — сладкий фрукт. Выходят местные жители, в мисочках ягода.
— Берите, товарищи, цителармиелебо… Ешьте.
Конфузятся бойцы, словно их, больших и здоровых, при всем народе милая старушка мать приласкала. Смущаются, отказываются. Или берут, а потом лезут в карман, вынимают пачку свойской махорки и конфузливо предлагают:
— А это от нас в подарок.
Возвращаются в строй и говорят товарищам:
— Народ какой везде… душевный…
* * *
На дневках к нашим бивуакам приходят местные жители. Женщин нет — одни мужчины. Головы закутаны лихими башлыками, на ногах легкая обувь. Выходит навстречу геройский наш оркестр. Сбегаются со всех сторон бойцы.
Митинг.
Если тюркское население — тюркская рота с ним разговаривает, если грузинское — грузины ведут речи, если армянское — армяне. А выступления русских товарищей переводятся.
