Читать «Горный поход» онлайн - страница 40
Борис Леонтьевич Горбатов
— Что с оружием? Противогазом? Конем? Снаряжением?
Эта забота очень характерна. И поутру, в дневку бойцы всегда внимательно осматривают свое оружие. Походное дело — известное: не сталось ли чего с винтовкой? И я рад здесь записать: боевые стрельбы показали, что состояние оружия на походе не ухудшилось.
После этих дел или еще починив рубаху, порвавшуюся в разведке, когда полз через кустарники, или повертев сапоги, безнадежно требующие каши, — после всех этих дел домашних боец решает еще массу вопросов:
— Где река? Вода? Цхали?
И вот с котелками, с флягами, полотенцами тянутся к реке, к воде, к цхали пить, мыться, купаться, стирать… Лежат на горячих камнях у реки, деловито стирают портянки…
Бьет маленький, чуть живой родничок. Бьет в ямку. В ней маленькое озерко кристально чистой, холодной воды. Дальше из этого озерка уже текут мутные потоки, густо окрашенные глиной. И бойцы тщательно оберегают девственную чистоту озерка, ступают осторожно и соблюдают очередь. Это только на дневке, признаюсь по правде, на ленивой, бездумной, неторопливой дневке такой порядок у родничков.
— Где кооперация?
Тут запастись махоркой, если есть деньжата, побаловаться папироской, конфетой, приобрести пуговицы, спички, конверты, бумагу.
— Где клуб? Есть ли новая газета?
Тут взять в походной библиотеке книгу, сыгрануть партию в шашки, домино, узнать, будет ли вечером кино. Потом пойти обедать, спать, отдыхать, чиниться или просто, лежа на спине под солнцем, лениво разговаривать с товарищами о пройденном, о будущем, обо всем.
ГВОЗДИ
1
В Намниауре к нам приковылял старик. Он был одет, как все местные жители, только на голове вместо башлыка была лохматая шапка-кубанка. Говорил он по-русски не плохо, важно улыбаясь, сообщил, что давно-давно служил в «его императорского величества пластунском батальоне».
Немногое уцелело в его памяти; вот помнит твердо название батальона, помнит, что русская водка — горячая и что офицер бил его в зубы — «Кулак большой, пальцев много, бац по зубам — нет зубов». Когда наши командиры весело угощали его папиросами, он всякий раз вставал, брал папиросу кончиками пальцев, осторожно и пугливо прикладывал сухую сморщенную ладонь к кубанке и говорил вежливо: «Мерци…»
Он долго бубнил о царской армии, что плохо там было, плохо, цуди… очень цуди…
— Так говоришь, в зубы? — спрашивал веселый курносый батареец.
— Зубы, зубы… — повторял старик и, раскрывая рот, показывал пальцем в пустые отверстия.
— Дак ты б его обратно, — недоумевал батареец. — Он тебя в зубы, а ты его по кумполу. Чуда-ак!..
Старик смотрит на него, тоже недоумевая. Они не могут никак понять друг друга.
— Как ударишь? Началнык… — бормочет старик. — Нэ понимаешь?
А если бы батареец начал рассказывать о нашей армии, старик бы вовсе не понял. Ну как ему рассказать об ударниках?
Батареец сказал бы:
— Красноармеец Литовченко еще на подъеме к кишлаку Перанга почувствовал себя плохо. Резало в животе, словно кто тупым, ржавым ножом царапал. Но Литовченко шел и дошел до кишлака.