Читать «Голубая акула» онлайн - страница 185

— А кого ценил?

— Кого сам выберет, конечно! По уму, по душе, а не «з Ахтырки»! Разве не понятно? Вообще хорошо, что он из простых вышел…

После разговора о возможном царственном происхождении такой поворот озадачил бы хоть кого. Но я уже привык к Муськиным неожиданностям.

— А это почему?

Вопрос оказался для нее несколько сложным. Она помолчала, в раздумье прочесывая пятерней свои короткие вихры, отчего они окончательно встали дыбом, и наконец объяснила:

— Интеллигенты обычно… ну… как-то приседают перед простым народом. А папа никогда. Вот перед революцией во многих культурных домах завели обычай есть за одним столом с прислугой. Мучились, а терпели. У нас такого не водилось. Мама заикнулась было, а он сказал: «Это стеснит и нас, и их. Разные интересы, другие разговоры — всем будет скучно и неприятно». Конечно, он был прав! А на предрассудки он вообще плевал. С людьми ведь знаете как? Настала мода обедать вместе с лакеями, и все обедают, как проклятые… Но если бы только это! А вот, например, был у папы знакомый. Его жена сошла с ума, и все знали, что ее уже не вылечить. Она так в клинике и жила. Даже не всегда его узнавала. А церковь развода в таких случаях не признает. Ну, он и женился вторично гражданским браком. Очень славная была женщина, я ее хорошо запомнила. Так что вы думаете? Во всем Харькове нашлось только два семейных дома, куда их приглашали вдвоем! Представляете, подлость какая? Только наш дом и дом Ксенофонта Михайловича! Если хотите знать, я думаю, что это и были по-настоящему приличные дома. Всего два! А у него полгорода друзей, все тоже юристы разные, инженеры, врачи. Вроде бы читают что-то, притворяются, будто мыслят, «но как же пригласить в дом с сожительницей?».

— Тут я с тобой согласен, — признал я, с неприятным чувством вспомнив давний домашний разговор, где мама тоже толковала с отцом о невозможности какого-то приглашения, и, кажется, по весьма сходной причине. Я не очень-то слушал. Эх, Муську бы на мое место, она бы им выложила!

— А еще, — продолжала она, — мне очень нравится, что папа никогда не нудил насчет недоступной образованному человеку народной мудрости, не воображал себя виноватым перед каждой плебейской рожей. Бедняков он лечил бесплатно, это да. Но заискиванья в нем совсем не было. Разные мужицкие хитрости, и нахальство, и это фальшивое простодушие он насквозь видел. С попрошайками тоже очень правильно обращался. Маме он вообще запретил их принимать. Они ее всегда надували. Наскажут с три короба про то, как страдают за свою честность и доброе сердце, она им большие деньги дает, а они, конечно…

— Спускают их в ближайшем питейном заведении?

— Именно. А папа этих пострадавших за правду на порог не пускал. Он людям помогал работу найти, если видел, что они этого действительно хотят. Тогда мог и времени не пожалеть, и расходов. Но как услышит про сердечную доброту да людскую неблагодарность, гнал в шею!

— А родители его живы? — Я продолжал углубляться в сие историческое исследование просто потому, что мне нравится, когда она тут сидит и с неотразимой самонадеянностью рассуждает о взрослых делах. За некоторые пассажи ее бы и выпороть не мешало. Но как часто она бывает права!