Читать «Голод (пер. Химона)» онлайн - страница 68
Кнут Гамсун
— Куда же вы ихъ дѣли?
— Я отдалъ ихъ старой, несчастной женщинѣ, всѣ, до послѣдняго гроша; такой человѣкъ, какъ я, не можетъ забывать бѣдныхъ…
Онъ стоитъ и размышляетъ нѣкоторое время, очевидно, рѣшаетъ вопросъ, честный я или нѣтъ; наконецъ онъ говоритъ:
— Не лучше ли было бы принести деньги обратно?
— Нѣтъ, видите ли, я не хотѣлъ ставитъ васъ въ неловкое положеніе, — возражаю я. — И вотъ благодарность за великодушіе, — я самъ пришелъ къ вамъ, объяснилъ вамъ все это дѣло, а вы, какъ собака, ищете со мной ссоры! Мнѣ остается лишь умыть руки… А, впрочемъ, чортъ васъ возьми. Прощайте!
Съ этими словами я вышелъ и съ шумомъ хлопнулъ дверью.
Но когда я дошелъ до своей комнаты, этой мрачной дыры, насквозь мокрый отъ снѣга, еле держась на ногахъ, я потерялъ всю свою бодрость и окончательно упалъ духомъ. Я такъ раскаивался въ томъ, что напалъ на бѣднаго приказчика, я рыдалъ, хваталъ себя за горло, чтобы какъ-нибудь наказать себя за эту подлую продѣлку. Конечно, онъ до смерти боялся потерять свое мѣсто, вотъ почему онъ не посмѣлъ поднять шума изъ-за пяти кронъ. А я воспользовался его страхомъ, мучилъ его своимъ громкимъ разговоромъ, выводилъ его изъ себя острымъ своимъ словомъ. А въ сосѣдней комнатѣ сидѣлъ, можетъ-быть, самъ лавочникъ, и каждую минуту онъ могъ выйти, чтобъ освѣдомиться о причинѣ шума. Нѣтъ, не было границъ подлостямъ, на которыя я былъ способенъ.
Отчего же они не забрали меня? Тогда былъ бы положенъ всему конецъ! Я самъ протянулъ имъ руки для кандаловъ! Я не сталъ бы имъ оказывать никакого сопротивленія, напротивъ, я помогъ бы имъ. Какая это была бы великая минута! Я готовъ отдать всю свою жизнь за судъ Линча! Молю, услышь меня, хоть на этотъ разъ…
Я легъ въ постель въ своемъ мокромъ платьѣ; мнѣ казалось, что этой ночью мнѣ суждено умереть, и поэтому я напрягъ всѣ свои силы, чтобъ прибрать постель, чтобъ утромъ все вокругъ меня имѣло бы болѣе или менѣе приличный видъ. Затѣмъ я сложилъ крестомъ руки и выбралъ наиболѣе удобное положеніе.
Вдругъ мнѣ пришла въ голову Илаяли. Какъ это я могъ ни разу во весь вечеръ не вспомнить о ней. И слабый лучъ свѣта проникаетъ въ мою душу, маленькій солнечный лучъ, согрѣвающій меня такъ чудесно. И это солнце становится все ярче и ярче, оно жжетъ мнѣ виски, сжигаетъ мой мозгъ. Наконецъ, передъ моими глазами вспыхиваетъ снопъ лучей, небо и земля, все въ огнѣ, огненные люди, звери, огненныя горы, огненные черти, пропасти, пустыни, вся вселенная въ огнѣ, насталъ пылающій день страшнаго суда.
Затѣмъ я дальше ничего не видѣлъ и не слышалъ.
* * *
На слѣдующій день я проснулся весь въ испаринѣ, весь мокрый, очень мокрый; мной овладѣла лихорадка. Вначалѣ у меня не было яснаго сознанія, что именно случилось со мной, я удивленно озирался, чувствовалъ, что весь мой образъ совершенно измѣнился, и я не узнавалъ себя, я ощупывалъ свои руки, свои ноги и очень удивился тому, что окно на этой сторонѣ, а не на противоположной; топотъ лошадей во дворѣ раздавался теперь сверху. У меня кружилась голова.