Читать «Год спокойного солнца» онлайн - страница 150

— Но ты же нарочно, не со злым умыслом, а ради улучшения пастбищ, я так понимаю, — начала жена, но он так и вспыхнул:

— Да что ты такое говоришь! Я же не отрекаюсь от того, что делал и делаю. Но… — Ата помрачнел и сказал с обидой: — Меня учитель Гельдыев упрекнул: не на благо, мол, а во вред пустыне. А если пустыне во вред, то как же может быть на пользу пастбищам, на пользу людям?.. И я это так понял: земля для меня стала всего лишь местом работы. Как заводской цех для технолога, например. Производственная площадь. Улучшай, совершенствуй, перестраивай без оглядки — лишь бы эффективность была, лишь бы труд людей облегчить, механизировать, поднять производительность. Но ведь я не в цехе работаю, а на родной земле, на живой земле, чуткой к каждому моему шагу…

— Выходит, все зря? — упавшим голосом спросила Мая.

— Что — зря? — не понял Ата.

— Ну… бессонные ночи, вывернутый колодец, ваши выдвижные лапы… И Якубов прав? — Она испуганно оглянулась на дверь.

— Нет, не зря, уверен, что не зря, — снова загорелся он, отвечая ей звенящим от волнения шепотом, тоже с оглядкой. — И Якубов не прав. Разве можно остановить технический прогресс? Еще и не то будет! Сибирские реки вон собираются к нам повернуть… Да мало ли… Но что бы мы ни делали, какие бы грандиозные задачи ни решали, мы не должны забывать о пустыне. О пустыне как экологической среде, географической зоне, которая является неотъемлемой частью всей нашей планеты. И прежде чем делать что-то, спрашивать себя: а не нанесем ли урон природе? И решительно отказываться даже от очень выгодного проекта, если такая опасность есть. Да и сообща поумерить свой пыл. А то возомнили: человек — покоритель природы! Знаешь, мне Марат сказал, что мичуринские слова язвительные острословы уже в новый афоризм переделали; «Мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали». Ядовито, а если вдуматься…

— Все это хорошо, но тебе отвлечься надо, — обеспокоенно остановила его. Мая. — Ты же уснуть не сможешь, а завтра на работу.

— Я усну, — отмахнулся Ата, — и буду спать как убитый. Но я тебе про Назарова не досказал. Его душу тоже Гельдыев разбередил. Но едва я заговорил с ним, он в свою раковину сразу ушел. Будто совсем ему неинтересно. Жаловаться стал: возраст, мол, ухожу из газеты на спокойную работу. Но я же вижу: никуда он не уйдет, не такой человек. Расстались, и вдруг он догоняет. Не могу, говорит, так вот уйти, я подружиться с вами хочу. Пошли, стали опять говорить. В нем и прорвалось… Ходили по ночным улицам и, как мальчишки, громко, перебивая друг друга, хватая за руки, изливали душу. Надо же что-то делать, чтобы разноголосицы не было, чтобы ведомственные барьеры не мешали соседям видеть друг друга, чтобы сообща о родной земле думать и заботиться!..