Читать «Год спокойного солнца» онлайн - страница 141

— Осталось, осталось, как же… И у нас оно, не письмо, конечно, а тот клочок, и мы его вам отдадим.

Так это было неожиданно, что потрясенный Марат не сразу нашелся что сказать, онемел будто, и только спустя время, когда тетушка Биби, сходив к себе, вернулась с узелком, проговорил, не веря все еще:

— Письмо у вас? Вот чудо-то! Почему же никто мне не сказал раньше. Я и у Караджи был, и с учителем Гельдыевым беседовал, и с другими людьми — не знают, что ли?

— Не знают, — кивнула старушка. — Зачем всем знать? Тень на Назара кладет эта бумажка, а мой Казак говорил: не верь, не просто здесь все. Для чего же мы стали б всем показывать да говорить? Так — поговорили и забыли. Разговор — одно, а бумага — документ.

В узелке у нее были какие-то старые документы, пожелтевшие, потрепанные, некоторые надорванные на сгибах. Развернув его на коленях, щурясь близоруко, она неспешно стала перебирать бумажки и нужную нашла не сразу.

— Вот! Казак спрятал, хотел разобраться, да не сумел…

Марат осторожно принял обрывок ломкого, распадавшегося желтого листа с едва видными словами арабской вязи, выведенными некогда фиолетовыми, а теперь поблекшими чернилами. Если бы он и знал арабский шрифт, все равно с трудом разобрал бы эти каракули, но арабского он не знал. Огорченный, не испытывая уже волнения, смотрел он на ломкий обрывок, готовый, казалось, рассыпаться в прах от малейшего дуновения. Зачем же так хотелось ему увидеть письмо отца? Надеялся, прочитав, тут же опытным глазом отыскать ответы на давно мучившие его вопросы? Отгадывай вот теперь…

— Возьмите, — кивнула тетушка Биби, решив, что он не решается спрятать бумагу. — Мне оно очень дорого, да что поделаешь, вы — сын Назара, пусть оно у вас теперь будет. Только вы тоже не верьте и не огорчайтесь, что такая молва пошла. Сказать все можно, слово полетит, ох далеко может полететь, да не всегда оно верным бывает. Казак говорил: что-то здесь не то, уж он вашего отца знал хорошо. Может, когда и раскроется правда. Правда, она все равно раскрывается рано или поздно.

— Спасибо, — сказал Марат, все еще держа листок на ладони; он глаз с него не сводил, не веря, что когда-то эта бумага лежала перед отцом, и тот заскорузлой, непривычной к перу рукой выводил по ней кривые строчки, а в каждой строке была ложь, гнусная и злая ложь. Неужто он и сына отдал в детский дом только для того, чтобы хоть так ложь свою подтвердить? — А вы не сможете прочитать, что здесь написано? — просительно поднял он глаза на старушку. — По-арабски не можете?..

— Зачем мне читать, — пожав плечами, она снова бросила на сына короткий взгляд, прочла ответ в его глазах и увереннее уже добавила: — Я и так помню. Каждое слово… Казак бывало сядет вечером, лампу придвинет и читает вслух. Прочтет и задумается, прочтет и задумается… Неспроста, говорил, Тачмамед не все письмо оставил, а только обрывок, и порван как-то странно — и с одной стороны, и с другой, и снизу. А осталось такое, что глаза верить отказывались…