Читать «Гномон» онлайн - страница 411
Ник Харкуэй
Теперь я оказалась в сердце событий более дивных и величественных, чем осмелилась тогда принять, и это правда – или я сошла с ума. Неужели я только что запуталась в масштабе? Мечтала лишь о малом?
Мед теплый и густой. Мои пальцы касаются тела в ящике. Расходятся, как клешни краба, чтобы его ухватить.
Это будет странный миг. Мой сын был мертв, и я не знаю, что он испытал. Он был разорван на части, да, душою, но не уничтожен. Стало ли для него наслаждением распространиться настолько, рассеяться и обрести мир? Коснулся ли он душ, в которых скрывался, узнал ли их, научился ли ценить их общество? Неужели я забираю его из рая, против воли запираю обратно в клетку костей и мяса? Вновь подвергаю его бесправию жажды, чесотки, поноса, безответной любви и телесного страха? Неужели благословенно быть многими, а не одним? Или он мучился все это время, ненаказанный, но раненный душою, как предвещали мои давние кошмары? Верну ли я страждущее создание? Впрочем, это воскрешение, а не спасение. Время прошло, и жизнь изменилась. Страны, друзья и родные, которых он знал, изменились или умерли. Он родится в мире не вовремя, отставая на двадцать лет, за которые все мы ушли по пути, проложенном звездами. Так, говорят, себя чувствуют путешественники, возвращаясь из дальних странствий: часть их души остается между одной гаванью и другой. Растянется он, разорвется ли от такого натяжения? Примут ли его те, кто его знал, или убоятся возвращения? Этим деянием я откроюсь широкому миру, разом покажу себя силой и чудом. Я едва могу себе представить последствия. Есть ли у меня право?
Я чувствую части, диковинные, на поверхности темного моря, скрытые от всех, кроме меня. Скрытые, но стремящиеся друг к другу, ибо хватит им разрываться. И все же: имею ли я право обратить вспять реку мира?
У меня есть на то власть, и мир не то чтобы совершенен. Бездействие – не нейтралитет, это выбор – и здесь я выбираю любовь, всегда. Мои пальцы сгибаются, склеивают его душу, будто я леплю пирог. Сжать, подтянуть, вот так. И так.
Я чувствую его тяжесть, лопатки, плечи. Подхватываю рукой затылок, как когда-то подхватывала новорожденного, чтобы не ушибся при пробуждении. Я прикладываю все силы, и мед расходится на этот раз без сопротивления, но будто с удовлетворением от хорошо исполненного дела. Его лоб разрывает тонкую пленку. Смерть шепчет: я сохранила его для тебя, а ныне возвращаю таким, каким он был.
Я поднимаю труп над ящиком и вдыхаю в него жизнь, прежде разделенные части ныне расположены правильно и сшиты воедино. Consummatum est.
Мед смывается, а с ним – темнота его кожи. Монеты соскальзывают с глаз, сгустки сот – с губ и щек, и я вижу – как когда-то желала с неимоверной силой – рыбью кожу лица демона, уголки губ чуть опускаются, словно он просит прощения, а затем растягиваются в привычной ухмылке.
– Так. Я не слишком поздно?
Не сомневаюсь, что ты мог это сказать, демон. Не сомневаюсь, что это какой-то великий божественный план, некая священная необходимость. Не сомневаюсь, удел человеческий стал много лучше. Или, быть может, на небесах идет война. Мне все равно.